Записки Обыкновенной Говорящей Лошади. Людмила Черная
Вот он.
Один англичанин отправился в поместье к своему другу и недалеко от его дома заметил пасущийся на лугу табунок лошадей. Как вдруг одна из лошадей, отделившись от табунка, поравнялась с экипажем и обратилась к нему:
– Вижу, что вы направляетесь к моему хозяину. Прошу вас, скажите, что его лошадь в смертельной обиде. Я закончила колледж, училась в Оксфорде, владею иностранными языками. И после всего – сами понимаете – какую жизнь я веду…
Проговорив это, несчастное животное поскакало обратно, а потрясенный джентльмен подъехал к дому друга и, когда тот вышел ему навстречу, воскликнул:
– Не могу прийти в себя! Какое чудо…
Но друг сердито оборвал гостя:
– Ты имеешь в виду мою лошадь? Очевидно, она наговорила тебе с три короба. Будто училась в Оксфорде. И будто владеет иностранными языками. Не верь… Все врет! Обыкновенная говорящая лошадь.
Вот и я – как автор этого сочинения – выступаю в роли обыкновенной говорящей лошади. Ведь мне без малого сто лет, и считается, что в этом возрасте старушки книг не пишут.
Это как дважды два четыре: лошади не говорят, почти столетние старушки книг не пишут.
Посему априори совершенно неважно, училась ли та лошадь в Оксфорде и что именно она говорит. Неважно также, что именно насочинила старушка. В обоих случаях важен сам факт.
Но лошадь, простите старушку, то есть меня, – совсем запуталась – это не устраивает. Старушка взялась за перо (естественно, я так и не освоила компьютер) только для того, чтобы донести (блесну эрудицией) urbi et orbi кое-какие свои мысли, пусть они и покажутся вам весьма тривиальными. Лишь перечислю их:
Не позволяйте себя оболванивать.
Цените то, что получили в «лихие девяностые».
Худой мир лучше доброй ссоры.
Эта книга вся состоит из отдельных кусочков, обрывков-лоскутов или, скорее, из кирпичиков-кубиков самой разной конфигурации и самой разной величины. У меня они заменяют кубики в детских игрушечных наборах. Малыши строят из таких кубиков дома, крепости. Кто во что горазд.
Мои разномастные «кубики» разбросаны как попало, совершенно произвольно. И никакой картинки, как в детских наборах, не прилагается – что хочешь, то и собирай.
Золотая моя Москва
И врагу никогда не добиться, Чтоб склонилась твоя голова, Дорогая моя столица, Золотая моя Москва!
Повторю своими словами эпиграф этой книги: когда я вспоминаю былое, никакого эпического потока событий не вырисовывается. Надо долго складывать разрозненные картинки, чтобы получилось нечто связное. И если это все-таки удается, я прихожу в волнение. Очень часто я не вижу прошлое так, как мне его преподносят в газетах, на ТВ и даже в разговорах так называемой либеральной интеллигенции. Что уж совсем странно.
Вот скажем, считается, что «золотая моя Москва», как пелось в одной советской песне, всегда была прекрасным, сказочно красивым городом, который сейчас уничтожают путинские варвары.
Насчет варваров – все правда. Главный, правда, еще допутинский варвар Лужков[1] за долгие годы правления, так и не захотел понять разницу между новоделом и подлинной стариной. На его совести и изуродованное здание Военторга, и «неведомы зверушки» около Александровского сада, и фигура Петра на длинном, как земляной червь, цоколе, и храм Христа Спасителя номер 2 – такой нешедевр. Я всегда говорила: счастье, что «мэр в кепочке» не стал градоначальником Афин, он наверняка сделал бы евроремонт в Акрополе. А если бы Лужков был городничим в Риме, то поспешил бы покрыть Колизей позолоченной крышей.
Но разве дело только в Лужкове?
На моей памяти «золотая моя Москва», или скорее город «знакомый до слез, / до прожилок, до детских припухлых желез» – я прожила в Москве всю свою долгую жизнь, – оставалась все семьдесят пять лет советской власти несчастной, неухоженной, темной и даже облезлой…
И только в XXI веке, а именно при Путине, Москва преобразилась, стала живым, шумным, залитым огнями мегаполисом.
Вы скажете, что в Москве сейчас все чересчур… Чересчур много автомобилей, из-за которых город то и дело стоит в пробках, чересчур все украшено и разукрашено. Не спорю. Но ведь это вполне объяснимо. Золушке, которая столько лет жила в нищете и заброшенности, хочется покрасоваться, пороскошествовать, пофорсить.
Ну да ладно. Я ведь затеяла этот разговор не для того, чтобы заступиться за сегодняшнюю Москву. Она в этом не нуждается. Я хочу рассказать о той, отнюдь не прекрасной Москве, о которой, тем не менее, сейчас говорят с придыханием.
Я еще помню Москву 1920-х годов. Мне было тогда и пять лет, и десять. И жила я с папой и мамой в переулке у Покровских ворот. Свидетельствую: и Покровка, и Маросейка, и Сретенка – они недалеко от Покровки – были скучные, некрасивые
Книга писалась до того, как мэр Собянин начал реновировать Москву. Видимо, по знаменитой формуле Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».