Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение. Сергей Валерьевич Белокрыльцев
ала юному Улиту в его девственную головку, не отягощенную зрелым мышлением, совсем другое. Она не уставала повторять, что для счастливого брака девушка должна соответствовать следующим категориям:
1) Состояние избранницы не должно уступать твоему, мой милый Улиток. Наличие денег важно для равноправных семейных отношений и материального благополучия.
2) Цвет кожи и глазной разрез избранницы должен соответствовать твоим. Иначе вы не подойдете друг другу, пусть сразу это может быть и незаметно, но со временем возникнет множество недопониманий. Они приведут к ссорам и закономерному разрушению семьи. К тому же от смешанных браков рождаются одни выродки.
3) Избранница должна состоять в высшем обществе, быть воспитана и разбираться в современном искусстве, чтобы помочь с ЭКЛИ, когда он перейдёт к тебе.
4) У избранницы должно быть ничем не запятнанное прошлое. И ты у неё должен быть первый. Когда вырастешь, Улиток, то обязательно поймёшь, что лучше иметь вещи чистые, никем до тебя не использованные. Бери пример с меня и отца.
И если, неустанно внушала мать, твоя любовь не подойдёт хотя бы по одному из моих пунктов, для неё же будет лучше перестать быть твоей любовью. Подобные речи заканчивались заявлением, что будет правильнее, если она, как мать, сама выберет спутницу жизни для сына. Но, внезапно умерев, Илина не успела этого сделать.
Читатели никак не подходят под определение высшего общества. У Шафтит ещё и кожа зелёная. И вряд ли на её имя открыт счёт с хотя бы несколькими десятками миллионов ерджи. Одно утешало – глаза хранительницы. Глаза у неё были красивые – голубые. И разрез подходящий. А вот о детях и думать не хотелось.
И теперь, когда повзрослевший Улиток познакомился с Шафтит, он не знал, что делать и как правильно поступать. Ведь после смерти Илины её наставления не утратили силы внушения. Семейные заветы, назойливо повторяемые матушкой сыну в детстве и отрочестве, въелись Улиту в самую мозговую подкорку, породили кучу предрассудков и обросли натуральными догмами. Улит Тутли вырос и стал тем, кем стал – сыном известного писателя и знатоком современного прогрессивного искусства.
Пока же прогрессивный знаток вытащил из бокового кармана пальто круглое зеркальце с костяным гребешком и снял котелок. Придирчиво огляделся настолько, насколько позволяло газовое освещение, и тщательно причесал жесткие кудри. Покончив с волосами, критически осмотрел крапчатое твидовое пальто и, поджав губы, смахнул с плеч невидимые пылинки. Достал из другого кармана носовой платок и протер им ботинки, а после выбросил испачканный платок в кусты. Обувную щёточку он позабыл на ферме.
Волнительно вздохнув, Улит нажал на дверную ручку и потянул на себя. Дверь не поддалась. Улит дёрнул ещё раз. «Что такое? – тревожно подумал он, отступая назад. – Почему не открывается?! Всегда открывалась, а тут не открывается! Каламбур какой-то». Улит замолотил в дверь кулаками и заорал:
– Шафтит, открой! Это я, Улит Тутли! Я с Земли! Сын известного писателя Тутли!
И почти сразу из темноты гаркнули:
– А ну заткнись!
– Сам заткнись, пока цел! – прокричал Улит, который при всём своём зазнайстве никогда не трусил… за некоторыми исключениями. – Предупреждаю, в университете я был одним из трёх непобедимых фехтовальщиков на тростях! Лучше дрался только сам профессор Зельц! А он любого мог в холодец превратить!
В темноте отделались молчанием.
Дверь открылась, и Улит, заглядевшись в сумерки в поисках гаркуна, чуть не разбил кулаком в белой перчатке синий фонарь, что выставила перед собой выглянувшая Шафтит в васильковом платье, но руку отвести успел.
– Славной ночи, Улит! – приятно удивилась девушка.
– Ох… э… Славной, Шафтит, славной ночи.
И почему при виде библиотечной хозяйки его словно бы щербетом обливают? Раньше он ничего подобного не испытывал. А началось такое после Фермерской ярмарки, когда ему стало стыдно за свою панику перед червями и девушкой.
– Ты чего так поздно? Если пришёл почитать Слунца, то зал уже закрыт. – И Шафтит протараторила на одном дыхании: – Ключи в сейфе, который лежит в другом сейфе, который лежит ещё в одном сейфе в потайной яме потайной комнаты потайного подвала… Между прочим, я собралась понежиться в потай… ай, в обычной ванне и уже набрала воду. Потом хотела почитать и лечь спать.
Улит ошалело хлопал глазами, мало что разобрав из услышанного. Шафтит рассмеялась, будто по мраморным ступеням рассыпали бусы.
– Э… – сумел положить хоть какое-то начало сын известного писателя, – …ты не рада меня видеть? Или это… шутка? Эхе-хе… сме-ешно-о.
– Ну конечно же шутка! Откуда в доме исписанной бумаги потайные подвалы и сейфы? И почему ты решил, что я не рада тебя видеть?
– Сама сказала, что закрыла читальный зал, хотя я пришел не затем, чтобы читать. И говоришь, что хочешь принять ванну. Это ведь намёк, чтобы я ушёл, да? Так я уйду. Я ведь не какой-нибудь тупица, намёки понимаю… Пожалуй, зайду… позднее.
– Но я сказала правду! Читальный зал и архивы уже закрыты,