Вне времени и пространства. Виктор Балдоржиев
тся в аннотациях и комментариях. А если у кого-то зуд на отзывы, напишите свою книгу…
22 июня…
Рожденный среди персонажей
Советских надуманных книг,
Ты станешь пропажей и кражей
Жулья и глобальных интриг.
Но двадцать второго июня,
В парную и теплую ночь,
Ты спишь – пухлогубый и юный,
И нечем тебе мне помочь.
Ты сгинешь мгновенно, безгрешно,
И рот не успеешь закрыть…
И ангел кружит безутешно,
А Бог может только любить.
Зной
Мы уходим… А разве мы жили?
Сколько лиц, но не видно лица!
Может это – конец всему или
Это только начало конца?
Как удушлив черемухи запах,
Ворон каркает в чахлой листве,
И как облако чья-то рубаха
На сгоревшей от зноя траве.
Обмельчали озера и реки,
Плотоядные скопища тел.
То ли зверь вдруг ожил в человеке,
То ли вдруг человек озверел?
Попрошайки, ворье и бандиты,
Веселится страна подлецов!
Ни живы, ни мертвы, ни убиты –
Из каких вы являетесь снов?
Я не ведал сомнений и страха,
Ни хвалы, ни хулы, ни молвы.
Неужель не достроена плаха
Для мятежной моей головы?
«Уходи в туман и бездорожье…»
Уходи в туман и бездорожье,
И забудь о мненьях величин.
Никогда пусть больше не тревожат
Поиски неведомых причин…
Ни к чему, ни слава, ни держава:
Зыбких грёз угроза и гроза.
Пусть не ждут, как горькая отрава
Женские печальные глаза…
И однажды, выйдя из тумана,
Оттолкни неспешною рукой
Все, что догоняет непрестанно
И мешает быть самим собой.
Голоса
Я купался в солёных озерах
И в осенней степи ночевал,
Видел радость земную во взорах
И костры у озёр разжигал…
Вороного седлал и гнедого,
Гнал гурты и отары овец.
И скитался, искал в мире слово,
И вернулся домой, наконец…
Незнакомо всё здесь и знакомо.
Бог берёг меня, видно, в огне,
Чтоб понятно мне стало лишь дома,
Что слова эти были во мне,
Что родились они здесь и жили.
И, смеясь у ночного огня,
Мои предки мне их говорили,
А потом воплотились в меня.
И от них никуда мне не деться:
Во мне – небо, и степь, и река,
И лазурное озеро детства,
Голоса, что звучат сквозь века.
В них степные звенят переливы,
Знойный полдень, парящий орёл.
И монгольские эти мотивы
Я на русский язык первёл…
То ли ветер гудит…
То ли ветер гудит в проводах телеграфных,
То ли черт завывает. Кромешная ночь!
Ничего не видать. Даже нет биографий
Знаменитых людей. А ведь было точь-в-точь.
Всё сходилось, равнялось, продуманно чётко:
Судьбоносные книги, парады имён.
Всё исчезло куда-то и начисто стёрто –
Имена и награды и вожди всех племён,
Что делили страну, человечество даже,
На своих и чужих, на врагов и друзей,
А меж ними жила небольшая пропажа –
И не враг, и не друг, а какой-то ничей…
Всё давно миновало! Но снится мне чаще
Незаметный Серега, мой друг и алкаш,
Забулдыга бездомный, с рожденья пропащий,
С виноватой улыбкой, не враг и не наш.
Новые четверостишия
Когда слушок ласкает пущенный
О колонизации ваш слух,
То и козёл взвопит опущенный,
Что он мужик, а не петух…
* * *
Когда исчерпаны сравненья
С другими в жизненной борьбе,
Народ находит утешенье
В печальных песнях о