Реквием по сыну (сборник). Валентин Богданов
лодные мытарства все эти годы по различным высоким инстанциям с целью добиться повторного и объективного расследования всех обстоятельств его гибели. Права человека при этом оказались мыльным пузырём, чтобы ими не мог воспользоваться простой человек, а если и сумеет, то филистеры с дышлом в руках тут как тут.
Сын Гриша
19 января, 16:23
Валентин, отлично написано, спасибо! Этот слог времён серебрянного века читается как ностальгия по тем временам, когда нобелевские премии получали Иваны Бунины, а не бараки обамы!) Сдругой стороны, многословие в стиле Фенимора Купера и Льва Толстого наверняка оттолкнёт читателя, привыкшего к более современной литературе…)
Алексей Малиеновский.
Ответ. Уже не имеет значения.
Прочла там, в Литресе. Коротко – ОЧЕНЬ интересная, познавательная, востребованная и одно из важных моментов – написана отличным литературным языком + читаемость замечательная, визуальность происходящего чёткая.
Писатель Н. Купава.
Нашла вашу книгу. Читаю. Отдыхаю. Вы – талантлив. И язык у вас прост. Всё реально.
И. Фомина.
«…Что делает русского писателя русским? Мастерское владение родным языком? Разумеется. Вера в добро, желание жить по христианским заповедям? Несомненно. Но главная черта подлинно русского писателя – знание жизни собственного народа, который живёт на родной земле и ею кормится…»
Реквием по сыну
Молитва матери Я за тебя молюсь, сынок, Своей молитвой материнской, Чтоб среди тысячи дорог Твой путь домой был самым близким. Чтоб ночь, укрыв тебя платком, Теплом согрела твоё сердце И ты уснул глубоким сном, Как в беззаботном светлом детстве.
Коля с мамой у домашней ёлки в 1966 году
Страшная, непоправимая беда нежданно обрушилась всей неподъёмной тяжестью на мою старческую жизнь, на всю нашу семью, как грозный раскат грома среди благоухающего сияния летнего дня, когда никто его не ждал. Хотя некоторые жизненные приметы исподволь предсказывали, что горе горькое близится, неслышно к нам подползает. И моя душа отчего-то находилась в постоянном необъяснимом смятении, и надо было хоть что-то предпринять, чтобы грозно наползающую беду в сторону от семьи отвести. Неожиданно на строительстве своей дачи, при не выясненных до сих пор обстоятельствах, трагически погиб на 46-м году своей жизни мой старший сынок Коля, наш семейный нравственный авторитет и любимец, наша живая драгоценность. Моему уму до сих пор непостижимо, что его нет сейчас в живых, и, наверное, к этой жуткой мысли мне никогда уже не привыкнуть, поскольку жить осталось на белом свете совсем немного. О более жутком и катастрофическом конце своей жизни даже не задумывался. Казалось, не было оснований. За свою сравнительно короткую жизнь он так духовно и прочно врос во всех нас, что занял очень большое пространство в душе каждого, и сейчас пугающую пустоту в наших сокрушённых горем душах не заполнить уже никому и никогда. И эта онемевшая чёрная пустота будет пугать нас своей вселенской бездонностью и источать незаживающей болью наши изношенные жизнью сердца до конца наших дней, сколько Господь милостиво их нам отпустит. Ушёл от нас сынок навсегда, и померк в наших глазах белый свет, кажется, притупились все звуки, и жизнь от нас куда-то медленно и медленно удаляется, и мы в горьком неприкаянном одиночестве с нашим горем остались навечно сиротами, среди множества счастливых людей. Как же мы устали жить из-за страха за жизнь своих детей, чтобы с ними не случилось беды, и дождались, и теперь свет белый стал не мил, и не хочется даже открывать глаза поутру, чтобы смотреть на начинающийся день.
Всегда вижу Колю перед собой, как наяву, его статную фигуру и улыбающееся лицо счастливого человека, всегда чуть с прищуром, искрящиеся весёлостью и теплом, бесконечно родные глаза сына и его неизменный вопрос при встрече: «Ну, как вы поживаете, папа и мама, тут без меня? Как здоровьишко?»
Служба в СА, в г. Омске в 1987 году
Вручение диплома об окончании юрфака Омского госуниверситета в 1991 году
Мы в ту пору жили в частном доме, и в его помощи постоянно нуждались, в чём он нам никогда не отказывал, если не был занят срочной работой, которой у него всегда было через край. Невозможно забыть его солнечную улыбку, добрую, лучезарную душу, излучающую сыновнее тепло, которая нас, стариков, всегда согревала при виде его, и нам было тепло и уютно при нём.
Для нас, родителей, он всегда был незакатным солнышком, которое никогда не должно было погаснуть, и вдруг погасло – и на нас вдруг потянуло таким могильным холодом, что окатила мимолётная дрожь, при виде мёртвого сына, лежащего на спине