Меняя лица. Эми Хармон
один!
– Еще один самолет?
Все ахнули одновременно.
– Вот дерь..! – Бейли умолк на полуслове, а Ферн прикрыла ладонью рот, когда второй самолет врезался в другую башню – ту, что еще не была охвачена пламенем.
Репортеры реагировали примерно так же, как ученики в классе, – ошеломленные, сбитые с толку, они пытались найти слова, сказать хоть что-нибудь, освещая события, которые вовсе не были несчастным случаем.
В тот день математикой ребята не занимались. На глазах у класса вершилась история. Вероятно, мистер Хилди счел выпускников достаточно взрослыми для кадров, мелькающих на экране. Несколько десятков лет назад он прошел войну во Вьетнаме и терпеть не мог политику. Вместе с учениками он смотрел, как напали на Америку, но, в отличие от них, оставался бесстрастным. Однако внутри у него все задрожало: он знал лучше, чем кто-либо другой, какова будет расплата за эти события. Впереди война – после такого уж точно, – и она заберет много молодых жизней.
– Разве Кнадсен сейчас не в Нью-Йорке? – снова спросил кто-то. – Он говорил, что они с семьей хотели посмотреть на статую Свободы и кучу других вещей. – Лэндон Кнадсен был вице-президентом союза школьников, игроком футбольной команды и просто парнем, которого все знали и любили.
– Броузи, твоя мама ведь там живет? – внезапно вспомнил Грант, и в его глазах отразилось беспокойство за друга.
Взгляд Эмброуза был прикован к телевизору, лицо казалось непроницаемым. Он кивнул. Мама не просто жила в Нью-Йорке – она была секретарем в рекламном агентстве, в Северной башне Всемирного торгового центра. Он мысленно твердил себе, что с ней все в порядке, ведь ее офис на одном из нижних этажей.
– Может, позвонишь ей? – предложил Грант.
– Попробую. – Эмброуз достал телефон; в школе запрещалось ими пользоваться, но мистер Хилди не возражал.
Все смотрели, как он звонит снова и снова.
– Занято. Наверное, все пытаются дозвониться. – Эмброуз убрал телефон.
Никто не сказал ни слова. Прозвенел звонок, но все остались на своих местах. Несколько ребят из другого класса уже вошли в кабинет, готовясь к третьему уроку, и тоже уставились на экран. Расписание больше не имело никакого значения. Входившие садились прямо на парты и вставали вдоль стен, прикованные к телевизору. И тут обрушилась Южная башня. Она растворилась в огромном расползающемся облаке – плотном, густом, грязно-белом. Кто-то вскрикнул, все разом заговорили, тыча в экран. Ферн сжала руку Бейли. Кто-то из девочек начал плакать.
Мистер Хилди был бледным как мел. Он окинул взглядом учеников, толпившихся в классе, и пожалел, что включил телевизор. Им, таким молодым, невинным, не нюхавшим пороха, не следовало этого видеть. Он открыл было рот, чтобы приободрить их, но нести чушь было не в его правилах, и он промолчал. Все, что он мог сказать, либо будет откровенной ложью, либо напугает их еще сильнее. Происходящее казалось иллюзией, фокусом с дымом и зеркалами. Но башня исчезла. Хоть сначала самолет врезался в Северную башню, Южная