Атака мертвецов. Тимур Максютов
скую твердыню, а кому – копать. Всенепременно будем. Проводите?
– Как и должно гостеприимному хозяину. Добро пожаловать в Третью Закаспийскую роту.
Инженер-подпоручик Ярилов кивнул и пошёл вслед за ротным командиром.
– Припозднились вы, стемнеет скоро.
– Так все редуты обходим. Присматриваем место для минной галереи. Вот только к вечеру до вас добрался, – ответил Ярилов.
Пехотный поручик обернулся к гостю и хотел что-то сказать, но не успел: наступил на ведро, оставленное в траншее. Загремела жесть, а следом – брань:
– Фельдфебель! Что за бардак? Ты бы ещё самовар сюда приволок.
– Виноват, ваше благородие, сей секунд исправим, – начал оправдываться седоусый вояка.
Ярилов пошёл дальше. Разглядел ступеньки в стенке редута, поднялся.
Вот она, Геок-Тепе, твердыня непокорных текинцев. Стены из кирпича-сырца, высушенного на солнце. Непрочность стен компенсируется их чудовищной толщиной; снарядами не взять, от лёгкой артиллерии толку мало, а тяжёлые осадные орудия как тащить через пустыню? Потому генерал Скобелев, начальник экспедиции, не особо рассчитывает на канониров и распорядился делать подкоп, закладывать мину, подрывать цитадель из-под земли.
Инженер достал блокнот, начал делать пометки карандашом. Вспышку заметил лишь краем глаза и не успел придать значения.
Будто невидимое чудовище ударило тяжёлой лапой по голове: фуражку сорвало, забросило невесть куда; в глазах сверкнули искры, как от бенгальского огня…
…от бенгальских огней хотелось зажмуриться. Вокруг рождественской ёлки танцевали какие-то странные люди в полосатых халатах и лохматых папахах, размахивая саблями.
– Тащите его сюда. Фельдшера бегом.
Жена улыбнулась и протянула ребёнка: поцелуй, мол. Ярилов осторожно принял внезапно тяжёлый свёрток, заглянул: вместо головы – двухфунтовая граната и фитиль горит…
– Крови-то нет, считай. Повезло, по касательной.
Хлопки по щекам.
– Иван Андреевич!
Инженер открыл глаза: над ним склонились тёмные силуэты, тонкой струйкой лилась вода из фляги на лицо. Спросил:
– Где? Почему граната?
– Очнулся, слава богу, – выдохнул поручик, – и никакая не граната. Пулей слегка оцарапало. Что же вы, друг мой, на бруствер полезли, да ещё в белой фуражке?
Ярилов сел: тут же всё поплыло перед глазами. Схватился за стенку траншеи.
– Тихо, тихо. Фельдшер скоро придёт, носилки готовы. Отнесём вас в лазарет.
– Нет. Не надо в лазарет. Уже всё прошло.
Не хватало ещё в самом начале осады оказаться вне дела! Иван собрался с силами, поднялся, опираясь на чьё-то плечо. Сказал:
– Странно, я выстрела не слышал.
– Так свою пулю и не услышишь, – пояснил поручик, – коли свистнула – значит, мимо.
– Метко стреляют, черти. Сколько тут? Саженей двести?
– Сто восемьдесят до крепостной стены. Туркмены – отличные стрелки. Да ещё ружья у них наши имеются, трофейные. Новейшие, системы Бердана. Моё упущение, не успел вас предупредить, – сказал ротный.
– Сам виноват, впредь буду осторожнее.
– Иван Андреевич, уверены, что врача не нужно?
– Абсолютно. Мне бы зарисовать, что увидел.
– Пойдёмте в блиндаж, там светильник имеется.
Достал перочинный нож, очинил грифель. Точными движениями начал набрасывать по памяти план текинского укрепления, ставить размеры.
Откинув полог, просунул голову усатый фельдфебель:
– Ваше благородие, велите подать чай? Самовар вскипел.
– Давай.
Ротный поставил ободранные кружки, жестяную коробку из-под ландрина. Пригласил:
– Угощайтесь, Иван Андреевич. Небогато, по-походному. Халва из Чекишляра. Не «Жорж Борман», разумеется, но есть можно.
Инженер-подпоручик долго грел руки горячей кружкой. Пехотинец заметил:
– По ночам холодно. Печек не хватает, нижние чины мёрзнут. Скорей бы уж штурм.
– За Михаилом Дмитриевичем дело не станет. Думаю, пять дней, от силы – семь, и пойдём на приступ.
– Да уж, с генералом нам повезло, – согласился поручик, – пора бы эту болячку текинскую выковырять. Но лихой народ, скажу вам. Постоянно вылазки. Вчера-то слышали?
– Про второй редут? Да, полсотни погибших. И горную пушку утащили.
– И полковое знамя, – кивнул поручик, – позор неслыханный. Скобелев собирал офицеров. Обещал пока не докладывать в Петербург, дать возможность исправиться, в штурме вернуть знамя, смыть конфузию. А то ведь расформируют полк. Из-за каких-то дикарей.
Поручик вздохнул. Поднялся, накинул шинель.
– Пойду проверю посты. А вы, Иван Андреевич, оставайтесь-ка у нас. С рассветом закончите рекогносцировку, чего вам туда-сюда мотаться? Вот и кровать