Каменный Пояс. Книга 2. Наследники. Евгений Александрович Федоров
Аликин-камень, за ним в пропасть низвергался падун-ручей. Здесь дорога круто сворачивала влево. Но черные демоны-кони ничего не хотели знать – неслись к бездне…
– Пан, пан, мы пропали! – по-детски плаксиво закричала Юлька. – Ратуйте, люди добрые!..
Румянец сошел с ее лица, полячка побледнела; беспомощно и жалко дрожала коричневая родинка на вздернутой пухлой губе. Демидов схватил ее за руки и, заглядывая в до смерти перепуганное лицо, спросил насмешливо:
– Ага, умирать-то страшно?
Она вырвала руку и стала креститься всей ладошкой:
– Иезус-Мария… Оборони, Боже…
Аликин-камень грозно вставал на пути все выше и выше.
«Или о скалы разнесет башку, или вниз сверзнет?» – хладнокровно прикидывал Демидов.
Он крепко ухватился за ремни, чтобы не выпасть, и тянул Юльку к себе.
– Ну, замолчи!.. Ну, замолчи, дура!..
– Стой!.. Стой!.. – исступленно закричал Перстень и, оборотясь к Демидову, предупредил: – Держись, хозяин!..
Неумолимо близилась бездна; с каждым мгновением нарастал необузданный рев горного потока. Секунда, другая – и гибель…
Все замерли. Казалось, кровь остановила бег.
Но что это?
Из кустов на дорогу выбежал высокий проворный человек. Он неустрашимо кинулся навстречу взбешенным коням.
«Пропал человек!» – безнадежно подумал Никита и закрыл глаза.
Но чернобородый лохматый молодец на бегу схватил за гриву коренника и повис на удилах…
И как ни отряхивался головой Игрень-конь, не сбросил дерзкого и неумолимого удальца.
Пробежав еще десяток шагов, Игрень вдруг одумался, умерил бег и стал стихать. За ним одумались пристяжные. Черномазый бродяга что-то выкрикивал, ворчал. И они, чувствуя властную силу, присмирели.
Вороные сдержались на краю бездны.
Демидов с изумлением и восторгом смотрел на цыганистого жилистого молодца, стоявшего на дороге. Черная волнистая борода буйной порослью охватила все его лицо; она взвихрилась, и в синеватой черни ее весело сверкали белые зубы.
– С тебя доводится, барин! – простодушно сказал он заводчику и придвинулся к коляске.
Всплеснув руками, Юлька с криком бросилась к нему на грудь и, внезапно охватив шею, крепко поцеловала бродягу в губы.
– Ух, ты! Вкусно-то как! – прокряхтел он и огладил бороду.
– Отколь ты, леший, брался? – ревниво накинулся на него Митька Перстень.
– Где был, там нет, где ходил, там след! – насмешливо отозвался цыган.
– Кто ты? – спросил Демидов, заглядывая в его бесстыжие глаза.
– Беглый! – нисколько не смущаясь, нагло ответил бродяга.
– Откуда сбег? – дивясь наглому признанию, спросил Никита.
– С Алтая сбег. Бергал[2] я! – расправил широкую грудь черноглазый.
– Так ты и с горным делом знаком? – удивленно спросил Демидов. – Как звать?
– Ванька Селезень. Заводское дело ведомо мне, да с хозяевами не поладил. Вольных хлебов ищу! – отозвался
На Алтае в те времена рудокопов называли бергалами.