Возвращение. Майрон А Готлиб
дороги. Там в белой, смененной пару часов назад сорочке, с двумя котомками и четкой инструкцией никуда не двигаться до ее возвращения ожидал Рома.
Бросив самодельный мешок, она кинулась назад к дороге. Где-то там она оставила его, но узнать место невозможно – все как-то перевернулось и по пути запуталось. Существовали несколько искореженных воронок, вцепившихся в одну шепелявую линию, и одна почти правильной формы. Хорошо различимая вертлявая граница образовалась между спокойной плоскостью девственного нетронутого ландшафта и язвами холмов и рытвин, разорвавших ленту дороги. Темно-серое облако пыли, отрепье материи, перьев, шмотье ниток, клочья газет медленно оседали и неуместно рождали иллюзию движущихся холмов.
Даша не могла, да и не пыталась унять в себе бег. Только изменила направление и теперь неслась вдоль пятачка, оставаясь за его пределами, ожидая, когда тучище осядет и она сможет осмотреть разбитый островок метр за метром. А пока оглядывала пространство вокруг в надежде, что Рома ослушался и переместился в сторону от того места, которое когда-то именовалось дорогой.
Во время бега она попеременно пригибалась к земле и вытягивалась вверх, и чем быстрее глаза поднимались и опускались, тем легче было врезаться зрением вглубь разорвавшейся тьмы. И еще услышать его голос среди всех других, чужих и ненужных. Но никаких голосов не существовало, вообще никаких звуков не существовало, воздух был заполнен исключительно глухим гулом или гулкой тишиной, полностью изолирующей все кричащее, зовущее, молящее, стонущее. За исключением одного повторяющегося слова, которое не через уши проникало вслух, а через грудную клетку в осознание… Рома… Рома… Рома…
Поняв бессмысленность криков, Даша вынудила себя замолчать, сделала несколько глубоких вдохов, отозвавшихся неприятным раздражающим шуршанием где-то в размытом центре головы, после чего установилась абсолютная тишина. Никакие звуки более не доносились ни через уши, ни сквозь грудь.
Чуть погодя Даше пришлось вопреки разуму и желанию признать, что движущиеся холмы отнюдь не оптическая иллюзия. Они отслаивались от земли, размазывали на себе ржавую грязь, падали, лежали неподвижно, или коряво перемещались, или отрывались от земли и, обессиленные, оседали секунду спустя.
Ее развернуло на пятачок, по которому она пытается двигаться с осторожностью, соизмеряя шаги с ошалелым дыханием и грядой с укором разбросанных под ногами взлобков. Она беспомощно наблюдает, как бездумно перемещаются остальные по отломку, топча рыхлую землю и то, что дышало или задыхалось под ней. Она физически ощущала, как неосторожные шаги отдаются в груди и перебивают дыхание.
Даша бросалась туда, где ей казалось, ненайденная, прикрытая слоем земли, еще теплится жизнь, слишком слабая, чтобы помочь себе высвободиться, и невидимая, и неслышимая, чтобы это сделали для нее другие. Ожидаемо и все равно внезапно наткнулась на тело, уродливо бесхребетно выгнутое, но не стала терять