Возвращение. Майрон А Готлиб

      В Безлюдовке, следующей остановке после Харькова вагон пополнился женщиной, с распатланными волосами, мешком в одной руке и младенцем – в другой. Девочка – на вид двухмесячного возраста – была закутана в цветную грязную тряпку, и невозможно было определить – цветной пеленка была по природе или от грязи. В мешке у матери оказались еще две тряпки-пеленки. Одна по степени нечистоты не уступала той, которая была при исполнении, вторая – на скорую руку постирана, но не просушена. Грязную скомкали и отправили назад в мешок до худших времен, мокрую направили к двери, где доброволец, удерживая ее за уголок, предоставил остальную поверхность колыхаться на ветру победоносными красными пятнами и капитуляционно-белыми.

      Три новые относительно чистые тряпочки преобразились в пеленки и пробрались из багажа сердобольных пассажиров в мешок обеспечения младенца.

      В скором времени выяснилось, что реальный возраст девочки опережал видимый на два месяца.

      Мать пыталась кормить младенца каждые полчаса, прикладывая к обеим грудям поочередно. Ребенок прихватывался с вялой жадностью к впалой груди, но обессиленно засыпал две секунды спустя. Мать взбрыкивала девочку. Та нехотя повторяла попытку, но не втягивалась и через секунду вновь засыпала, каждый раз вызывая у матери тревогу – а сон ли это?..

      Вагонная семья отнеслась с сочувствием к безмолочной матери, и каждый пытался помочь – крутым яйцом, вареным картофелем, покрытым язвенными точками помидором, потерявшим упругость огурцом. Ничто, ни в отдельности, ни в сочетании с другими лакомствами результата не давало.

      – Ей бы чай с молоком, – со знанием темы заметила пожилая женщина. Заявление вызвало всеобщее одобрение.

      Чай нашелся, и даже чудом теплый, молоко же оказалось в остром дефиците.

      – Найдется у кого-нибудь крынка, бутылка или что-то вроде того? – негромко спросила Даша.

      Кто-то попытался пошутить касательно невидимой коровы, припрятанной в уголке, но на него шикнули, и шутка оборвалась, не добравшись до противоположного конца вагона.

      Нашлись четыре бутылки, одна отдавала спиртом, две – тухлыми яйцами, последняя казалось чистой, во всяком случае, на вид и запах.

      Станция, долго не появляющаяся, обозначилась за изгибом железнодорожного полотна. Все Дашино скудное имущество, включая самое ценное достояние – грязные бутылки, в мешке за спиной. Не дождавшись полной остановки, с помощью Сергея она спрыгнула на полотно, уносящееся из-под ног быстрее, чем предполагала. С трудом, но все же удержала равновесие.

      Она бросилась к станционным кранам, выстроила три грязные бутылки тесным треугольником под струей кипятка. В ту, что почище, запихала горсть земли, залила на четверть кипятком и начала отчаянно трясти одной рукой, освободив вторую для следующей посудины, ожидавшей своей очереди на цементном основании.

      – Беги, я домо̀ю остальные, – неожиданно и с радостью