Возвращение. Майрон А Готлиб
научился управляться с собственными страхами. Делиться тем, что внутри тебя, с человеком рядом – лучший способ сближения.
– Даже если при этом демонстрируешь слабость?
– Представь себе. Знаю, звучит неправдоподобно, но когда делишься своими слабостями, ты демонстрируешь силу. Слабые вынуждены демонстрировать силу, потому что знают, никто не заметит ее, если они не выставят ее на обозрение, – поясняет она.
– Кажется, понимаю.
– То, что ты написал в рассказе, абсолютно приемлемо. Ты нигде не переступил границы дозволенного. Я признаю тебя взрослеющим. Только чуть удивлена. Не вижу тебя его автором. Всегда думала, твой первый рассказ будет другим.
– Готовься к тому, что я буду удивлять тебя иной раз. Ты же не устаешь поражать всех вокруг своей непредсказуемостью.
– Я могу сказать тебе, почему для меня это так важно, но должна быть уверена, что ты поверишь в это и доверишься мне, – загадочно говорит она.
– Я доверяю тебе. И всегда буду доверять. Можешь говорить, не сомневайся.
– Придет момент, и от нас с тобой будет многое зависеть, поэтому я должна знать тебя и еще важнее – ты должен знать меня.
– Не понимаю, что это значит, – рассуждаю я, – но не буду донимать вопросами. Мне кажется, тебе самой тут не все понятно. Полагаю, в жизни произойдет важное событие и даже не одно. Точно так же, как и в жизни любого другого человека.
Она задумчиво молчит, вероятно, начиная понимать – наступают времена, когда ей понадобится нечто более обстоятельное, чем поражать меня способностями читать чужие мысли и предсказывать будущее.
– Вероятно, ты прав. Мне привиделась искра особого доверия между нами. Я как обыденная простушка решила, что это будет продолжаться бесконечно, но всему рано или поздно приходит конец, а может, я допустила какую-то оплошность. Мне хотелось продолжать наши откровения. После я готовилась поделиться с тобой одной историей, которую ни один человек на свете не знает.
Она спустила ноги с софы и начала медленно отодвигаться от нашей «искры особого доверия». Часы в квартире ожили, затикали, торопливо забегали, пытаясь нагнать упущенное.
– Ты уже никогда не поделишься со мной этой историей в ответ на то, что я не стал делиться страхами? – спрашиваю я.
– Конечно, поделюсь. Можешь не волноваться. Но для этого нужно особое состояние. Я рассказала тебе много историй и буду рассказывать еще. Это единственная, которую нельзя рассказать. Она должна случиться с нами. Когда услышишь ее, то поймешь, что это значит.
Она улыбнулась мягко и отчужденно, разговор окончен. Это были не торги и все, что она говорила, исходило не из разума.
– Подожди, – остановил я ее, – не уходи. Я не закончил.
Не знаю, что она понимает под «особым доверием», но мне нужно знать, что это, а если повезет, даже испытать. Я должен вернуть ей тот потерянный момент, переступить через себя и открыться.
По ее мнению, я – анахорет. Родился без гена потребности делиться с кем-нибудь. Даже с ней. Случаются откровенности, но это скорее неприятная