То, что помню. Юлия Мидатовна Аметова
овые бантики из шелковой ленты одной и той же ширины – напоминает магазин, в котором сотрудники, наряжая к Новому году елку, повесили на нее одинаковые игрушки, которые у них никто не купил. Нет, в пестрой и разнообразной елке что-то есть! Особенно если игрушки не куплены в один день набором, а собирались много лет. Мои игрушки, правда, начинались именно с набора – в основном они были немецкие, часть советские. Я помню их столько же, сколько себя. В возрасте года я опрокинула елку, но что интересно, тогда разбилось только штуки две, хотя все игрушки были стеклянные. Теперь их только четырнадцать штук, у некоторых потемнели бусины, но шарик с синими цветами прожил пятьдесят восемь лет. Вот он, еще не разбит.
Потом игрушки были самые простые – в шестидесятые годы в моде было все простое, но неинтересное – от тех времен только вот этот шар остался – простой, зато с кулак величиной.
Позже, в восьмидесятые годы, были тоже простые, но уже с росписями и узорами. Их три – маленький набор, купленный, когда я только начинала работать. Я покупала такой набор для подарочной лотереи на работе, была у нас такая игра перед Новым годом. Каждый покупал небольшой подарок, подарки запечатывали, надписывали номера и разыгрывали. И вот мои шарики достались одному солидных лет уже сотруднику, который неожиданно очень обрадовался. Оказалось, у него были очень педагогичные и прогрессивные родители, которые считали во времена его детства, что елка – это мещанство и глупость. А он елку очень любил, и когда стал взрослым, обязательно ставил ее каждый год. Вот и пришлись ему эти шарики кстати. А я как послушала, так и себе купила такие же – ну действительно, ведь это же замечательно, елка и шарики! Вот один из них.
А потом, когда у меня уже у самой рос дошкольник-сын, были девяностые годы, и не хватало ни елочных игрушек, ни денег на них. Делали с сыном игрушки из яичных скорлупок, расписанных гуашью, вырезали из бумаги – но это все не сохранилось, слишком уж хрупко. От тех времен остались только покупные пластиковые китайские шарики с бантами и ангелочками, помню, я радовалась – дешево и сердито!
Прошло время, игрушек у нас как-то не прибавлялось, и вот лет десять или двенадцать назад мне самой на работе смежники подарили елочные игрушки – особенные, фирменные, ручной работы. Игрушки были австрийские, а потому это были музыкальные инструменты из стекла: рояль, аккордеон и ударная установка. Я всегда вешаю их пониже, чтобы не разбились, если упадут – они довольно тяжелые.
Синий шарик с зимним пейзажем подарили мне сотрудники еще одной смежной организации лет семь назад. Теперь и самой организации уже нет, и с людьми теми практически не вижусь, а люди хорошие, и вспомнить их приятно.
А теперь я стараюсь каждый год покупать хотя бы одну интересную елочную игрушку. Львенка я привезла в две тысячи девятом году из немецкого города Ротенбурга-на – Таубе. Город этот живет туризмом, поэтому поддерживает в образцовом немецком порядке старинную крепость, фахверковые домики и Музей Нового года. Там в любое время стоит наряженная елка и продаются елочные игрушки.
Венецианская туфелька с тесьмой и бусами была куплена тоже в девятом году, но поздней осенью и уже в Москве.
Бисерная сумочка – годом моложе. Помнится, настроение было перед Новым годом паршивое, а сумочка как-то порадовала.
Корзинка с клубникой впервые встречала со мной две тысячи двенадцатый год, сделана она была где-то на Украине.
Этот "бельевой" шарик появился годом позже.
А золотой красавец павлин появился перед две тысячи пятнадцатым годом.
Идет время, добавляются каждый год игрушки, и со временем становится понятно, почему так хороша елка со старыми пестрыми игрушками, не вписанными ни в какой стиль. Просто потому, что в каждой игрушке живет воспоминание о том времени, когда она появилась в доме, в ней осталась часть нашей жизни. Жизнь – очень интересная штука, и пусть елочные игрушки раз в год напоминают о том, что было.
2. Ха-ца-ца!
"Ха-ца-ца!" много лет лежит у меня в большой папке с нотами. Ноты старые, сохранились еще с дореволюционных времен, когда мой дедушка закончил, как он выражался, "учительскую семинарию" и начал работать учителем. Ну, насчет "семинарии" не знаю – то ли это было официальное название этого учебного заведения, то ли в переносном смысле говорилось, но это было что-то вроде педагогического училища, которое готовило учителей для сельских школ. Дедушка мой так всю жизнь и проработал учителем начальных классов, а кроме того преподавал пение – человек он был музыкальный и музыку любил, хотя специально никогда не учился (потому много лет спустя и настоял,