Метро 2033: Пифия-2. В грязи и крови. Сергей Москвин
мы сдохли, вот чего! – ответил старик и сплюнул. – Яму эту копать заставляют, чтобы, значит, до ада добраться. Замысел, видишь, у Харона такой. В гости к Сатане захотел. Думает, тот его к себе на трон посадит!
Хромой говорил все громче. Он видимо забыл, что охранники могут его услышать, и вскоре поплатился за это. Звонко взвизгнул кнут, витой конец хлыста вспорол ветхую одежду старика, а вместе с ней и кожу на его согбенной спине.
– Работай, раб! – донеслось сверху.
Рыжий испуганно ахнул и принялся остервенело царапать ногтями неподдающуюся землю, а хромой втянул голову в плечи и отполз в сторону, но работать так уже и не смог, даже несмотря на новые удары, которыми его осыпали надсмотрщики. К концу дня старик совершенно обессилел от беспрестанных побоев, ничком повалился на землю и больше не двигался.
Видимо, расправы над пленниками у сатанистов были в порядке вещей, потому что никто из рабов даже не взглянул на лишившегося чувств товарища по несчастью. Только священник подошел к избитому напарнику, опустился возле него на колени и что-то забормотал на своем непонятном языке. Поп просидел возле старика, пока тот не перестал дышать. Почему тюремщики не стали бичевать отца Ярослава, так и осталось для Гончей загадкой.
Тело погибшего хромого пролежало в яме до отбоя. О том, что рабочий день окончен, объявил не Харон, а его советник – надо полагать, тот самый Коготь. Потом в яму по лестнице спустились двое надсмотрщиков, сбили с ноги мертвеца кандалы, а тело забросили в бочку, после чего тем же путем выбрались из ямы, не обращая никакого внимания на застывших в немом ожидании рабов. Если бы те скопом набросились на своих мучителей, то придушили бы их в два счета. Однако забитые, перепуганные пленники даже не помышляли о нападении, и охранники прекрасно знали об этом.
После традиционного восхваления Сатаны в яму вновь посыпались жареные крысы. На этот раз Гончая не стала мешкать и поймала сразу две тушки. Она сильно устала за день, хотя практически ничего не делала, да и голод все настойчивее давал о себе знать. Делиться с Рыжим и в этот раз не пришлось – тот отобрал крысу у какого-то доходяги, и Гончая, как и накануне, отдала половину своего улова священнику.
– Что ты шептал, когда сидел возле умирающего старика? – спросила она за едой.
– Я молился, сестра, – ответил тот.
– Думаешь, он тебя слышал?
– Я разговаривал не с ним. Молитва – это обращение к Богу.
– И о чем же ты просил своего бога, поп?
– Чтобы Господь облегчил страдания этого несчастного и принял к себе его грешную душу.
Рассуждения о душе Гончая проигнорировала, а вот насчет страданий решила поспорить.
– Что же ты даже не попытался помочь старику, обработать его раны, например, если хотел избавить его от страданий?
– Считаешь, это помогло бы ему?
– Нет, – после недолгого размышления ответила Гончая. – Он бы все равно умер от побоев. Может, протянул лишний час, но вряд ли.
Поп вздохнул.
– Порой