Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства (сборник). Патриция Мойес
нахмурился. Генри, начинающий сердиться, перебил Спецци:
– Моя фамилия Тиббет. Я направлен сюда Скотленд-Ярдом. А вы, должно быть, барон фон Вюртбург.
Он достал из портмоне визитную карточку и протянул барону.
Барон даже не взглянул на нее. По-прежнему обращаясь к Спецци, он сказал:
– Не вижу, какой интерес это дело может представлять для британской полиции.
– Это весьма запутанное дело, герр барон… – начал Спецци, немного вспотев. – Некоторые аспекты деятельности покойного…
Генри прервал его:
– Боюсь, я имею прямое отношение к этому расследованию, герр барон. Мне происходящее не нравится так же, как и вам, однако, к счастью, у нас нет необходимости беспокоить вас лично. Помочь нам, ответив на несколько вопросов, может ваша супруга.
Взгляд барона стал угрожающе холодным.
– Никто не будет задавать вопросы моей жене без моего присутствия, – отрезал он.
Ответы Генри и Спецци прозвучали одновременно.
– Боюсь, об этом не может быть и речи, – сказал Тиббет.
– Естественно, герр барон. Как пожелаете, – сказал капитан.
Воцарилось неловкое молчание. Потом Генри обратился к Спецци:
– Простите, капитан. Это ваше расследование, и вы, разумеется, вправе вести его так, как считаете нужным.
Барон лишь взглянул на инспектора с ледяной неприязнью, после чего подошел к двери, которая вела в спальню, и спросил:
– Ты готова, дорогая?
Мария Пиа, явно слышавшая все до последнего слова, появилась незамедлительно. Женщина была очень бледна, и Генри показалось, что она плакала. Хрупкость ее фигуры скрывал просторный белый свитер из чистой шерсти, надетый поверх небесно-голубых брюк-форлагеров. Она сокрушенно улыбнулась инспектору, словно извиняясь за поведение мужа и умоляя не думать сурово о ней самой. Генри ободряюще улыбнулся ей в ответ.
Грациозно пройдя через комнату, баронесса опустилась в кресло. Барон тут же устроился на его подлокотнике, приняв вид одновременно защитника и лица второстепенного. Тиббет сел в другое кресло, Спецци плюхнулся на диван и разложил свои записи на сиденье. Стенограф был счастлив расположиться вне поля зрения барона, за псевдописьменным столом.
Спецци начал на заискивающей ноте:
– Сожалею, что вынужден причинить вам неудобство, баронесса…
– Прошу говорить по-немецки, – перебил его барон.
Покраснев, Спецци начал заново:
– Я был бы рад избавить вас от этой неприятной беседы, баронесса, но тот факт, что вы находились на подъемнике в критический момент, заставляет меня…
– Понимаю, понимаю. Перейдем к вопросам, – предложила Мария Пиа по-итальянски. Спецци промокнул лоб платком и продолжил тем не менее по-немецки. Напряжение повисло в воздухе между ними, словно дрожащая струна.
– Вы сели в кресло подъемника… во сколько? – Капитан уставился в свои записи, чтобы не встречаться взглядом