Барбара Радзивилл (сборник). Юрий Татаринов
на панночку и прочитав на ее лице изумление, гайдук поспешил успокоить:
– Жив, жив, бедолага. Побит, правда, хуже собаки, но жив… Лежит, стонет. Отец Симеон заботится о нем. Пришлось соврать, будто я его крестный. Тьфу, нечистый меня попутал, буду я у немца крестным!.. – в ожидании расспросов он покрутил усы и вскоре заговорил вновь: – Останется там, пока не поднимется на ноги. Кости у него, благодарение Богу, целы, но на спине и голове масса ушибов, как будто он под каменный град попал. Ну да эти монахи – великие лекари. Уж коль взялись, так вылечат.
– Хочу повидать его.
– Монахи скрывают, что он у них.
– Как же ты узнал?
– Один наш гайдук подсказал. Гнали, говорит, они его вчера от княжеского замка до монастыря. Кабы не монахи, убили бы.
– Неужели папенька?!..
– Справедливых не осуждают. Ваш папенька знал, что делал.
– Как жестоко!
– Ничто в сравнении с битвой на замковом дворе. Вот там действительно! Говорили, убитых подводами вывозили. А сколько спровадили в тюрьму!
– О Боже! Не напоминай мне про вчерашнее. – Ничего не поделаешь, матушка, такова жизнь, – стоически рассудил гайдук. Усы его неожиданно дрогнули, старик улыбнулся.
– Было бы просто скверно, – тихо добавил он, – если бы они не подрались из-за вас.
Глава VIII. Визит милосердия
На следующий день Барбара встала раньше обычного. Вызвав Анисима, она приказала запрягать. – Прежде позавтракайте, матушка, – попытался остепенить ее гайдук. – Едем, едем, – упрямо повторила она. Угадав, что его воспитанница желает нанести визит несчастному, Анисим хоть и без удовольствия, но подчинился. Выехали, когда осенний рассвет только-только забрезжил. По кожаной крыше кареты постукивали капли дождя. Город уже проснулся. Одинокие прохожие, прячась под широкими плащами, торопились по делам; у ворот монастырей и усадеб стояли прибывшие из деревни обозы с провизией…
Впервые панна Барбара увидела на лице отца Симеона недоумение.
– Я бы похвалил вас за прилежность, если бы хоть на мизинец был уверен, что ваш ранний визит вызван желанием учиться, – сказал он ей и услышал в ответ:
– Я хотела бы поговорить с вами наедине, отец. Можно? Когда они остались с глазу на глаз, панна Барбара откинула капюшон закрывавшей ее с головы до пят коричневой мантильи и сказала:
– Ваше преподобие, прежде всего хочу заручиться вашим обещанием, что вы не осудите и не выдадите меня.
– Если ты явилась на исповедь, дочь моя, – ответил приор, – то я даю тебе такое обещание.
– Нет, не на исповедь, у меня к вам просьба.
– Чего ты хочешь?
– Хочу навестить раненого, которого вы прячете. И просить вас, чтобы о свидании этом не узнал мой папенька.
– Бог мой, кто тебе сказал?..
– Этого несчастного наши гайдуки побили по указанию папеньки.
– Какое жестокосердие! Мы подобрали его едва живым! – воскликнул приор. Он прошелся по келье. Негодование