Ангел с черным мечом. Гай Юлий Орловский
нных коней, с грозным гулом промчались по низкому своду из красного камня. Резко и страшно обнажились багровые трещины и грозно торчащие исполинские зубы обугленных вечным жаром скал.
Михаил собирал рюкзак, когда крупнозернистый песок вперемешку с мелкими камешками затрещал под шагами приближающейся Обизат. В крупных зеленущих, как у молодого кузнечика, глазах он рассмотрел обиду, а бледное детское личико с нежным румянцем стало еще бледнее.
– Ничего не пойму, – заявила она сердито. – Доспехи и мечи просто чудо, башмаки новенькие, а карманы пустые! Даже у командира. Так не бывает.
Михаил покосился на ее красиво вздернутые, словно в вечном изумлении, широкие брови, но промолчал, в преисподней для него нет ответов, сосредоточенно складывал в рюкзак вещи и затягивал шнурки, чувствуя под собой жар прокаленного песка, зато Азазель пояснил голосом доброго наставника:
– Им велено не засвечиваться, детка. И знаков различия нет, верно?.. Вежливые такие зеленые человечки…
– Они не зеленые, – возразила она.
– Не рассмотрела, – сказал он. – Сама еще зеленая.
– Я не зеленая, – ответила она с негодованием и, тряхнув красными, как жаркий огонь, волосами, взглянула на молча слушающего Михаила. – Но если мой господин прикажет, буду и зеленой.
Михаил в неловкости подвигал задом по сухой прокаленной земле.
– Собираемся? – спросил он Азазеля. – Уходим?
Азазель на корточках старательно завязывал почти опустевший рюкзак, даже не поднял головы.
– А чего голосок дрожит? – ответил он насмешливо. – Не боись, других заданий нет. Отдохнешь дома, а то рассиделся тут. Понравилось, кто бы подумал…
Он разогнулся и застыл. Впереди шагах в пяти накаленный воздух задрожал, сгустился. Красиво и грациозно вышла, как из шатра, раздвинув полог, рослая женщина в постоянно меняющемся платье. Волосы тоже становятся то иссиня-черными, то пепельного цвета, даже красными, синими, меняют размер – от короткой прически до распущенных по спине и груди роскошных прядей с крупными локонами.
Глаза ее, выпуклые и широко расставленные, то светлые, как горный лед, то синие-синие, тут же становятся зловеще-багровыми, словно череп полон горящих углей.
Азазель охнул:
– Да что это… Я даже не слышал…
Михаил молчал, потрясенный еще больше Азазеля. Вокруг этой необыкновенной женщины пространство сминается волнами, черная мохнатая бабочка застыла в полете с полусложенными крыльями, а взлетевшая от ног Азазеля красная пыль так и осталась висеть в воздухе.
Женщина приближается неспешно, иногда погружается в землю до колена, но продолжает идти, словно земля не земля, а легкий туман, и все это время не сводит с них вопрошающего взгляда.
Все трое замерли и молча ждали, как вмороженные в лед лягушки, а женщина, замедляя шаг, поинтересовалась прекрасным музыкальным голосом:
– Кто вы, существа?
Обизат съежилась, перепуганная, как мелкая мышка перед огромной кошкой, Михаил не нашелся с ответом, только Азазель сказал заискивающе:
– Бедные странники…
На полных губах странной женщины промелькнула улыбка, но глаза остались серьезными.
– Странники… да еще бедные?..
– Да, госпожа, – подтвердил Азазель истово. – Бредем вот по дорогам, аки птички, что кизяками питаются.
Она произнесла тем же музыкальным голосом:
– Тогда почему ад качнуло, словно лодку на воде, как только вы вошли?..
Азазель сам дернулся, взглянул дикими глазами.
– Госпожа?.. А мы при чем?
Она сказала сомневающимся тоном:
– Совпадение?
– Оно самое, – подтвердил Азазель. – Взгляните на моего друга, он же дурак дураком, издали видно, а я хоть и хитрый, но бедный и слабый!.. Как-то чихнул, тут же с неба звезда упала! Мог бы сказать, что это я ее так, но совпадение, госпожа, везде одни совпадения… Мир нас вообще не замечает, мы как три мелкие мухи на спине самого большого слона на свете…
Она покачала головой, не отрывая от него взгляда спокойных глаз.
– Но мир стал другим, – сказала она ясным голосом, – едва вы вошли. Я заметила. И даже увидела, как начал меняться… Если не вы, что с вами вошло? Нечто настолько… что просто… просто такого не может быть.
Азазель спросил почти шепотом:
– Насколько… какое?
– Огромнее, – ответила она, – чем весь ад и весь мир. Такое не могло быть, но я видела.
Михаил напрягся, есть одно-единственное объяснение, когда нечто более крупное может войти в бесконечно малое, но смолчал, раз он дурак дураком, что видно даже издали, смотрел то на прекрасную женщину, то на Азазеля, а тот кланялся, разводил руками, пожимал плечами и всячески изображал перепуганного нола.
Она снова оглянула их спокойными глазами, сделала рукой движение, словно отодвигает незримую штору. Михаил застыл, увидев страшное