В объятиях самки богомола. Вера Колочкова
Столько времени прошло, а я никак не могу привыкнуть к своему вдовству. Вот и отца Марты принялась защищать, хотя какое мне дело, казалось бы… Ладно, не будем больше об этом. Давайте чай пить, девчонки! Может, все-таки позволишь себе маленький кусочек торта, Марточка?
– Нет, спасибо. Я лучше домой пойду, Наталья Петровна.
– Обиделась?
– Нет, что вы! Просто мне пора уже. Мама с работы вернулась, наверное. И к контрольной по химии надо готовиться.
На улице было уже темно, и действительно надо было идти домой, но Марта шла медленно, будто раздумывала, стоит ли торопиться. Апрельский вечер был звонок и свеж, и вкусно пахло едва проклюнувшимися тополиными листочками, и где-то во дворах играла гитара, и веселый хрипатый голосок лихо выпевал незамысловатые строчки: «…я готов целовать песок, по которому ты ходила…»
Марта улыбнулась – да, все так, именно так! То есть у нее будет именно так! Чтобы целовали песок, по которому она будет ходить!
Войдя в свой двор, она подняла глаза – света в окнах квартиры не было. Да, мама домой не торопится, чтобы накормить ее ужином. Ее мама вовсе не такая, как Наталья Петровна, и живут они не так. Не щебечут радостно, встречаясь в прихожей, не проявляют восторгов по поводу купленных в кулинарии капустных котлеток. У них очень сдержанные отношения, но ведь это не значит, что мама ее не любит, просто она совсем, совсем другая.
Или все-таки… Если честно? Хотелось бы ей, чтобы мама была такой, как Наталья Петровна? Такой открытой и ласковой, такой непритязательно любопытной? Чтобы ждала ее дома, с нетерпением глядя в окно и страшно за нее беспокоясь? Чтобы жила только ее интересами, а своих собственных интересов у нее вовсе не было?
И вообще, где мама сейчас? Может, пытается устроить личную жизнь – в который уже раз, и все безуспешно? Хоть бы предупредила, что поздно вернется.
У подъезда уныло стоял Вовка Гроховский, одноклассник, влюбленный в нее еще с детсадовской группы. То есть он так думал, что влюблен, потому что это было его личное дело. Потому что Вовкина любовь с ней, с Мартой, никак не соотносилась и была даже несколько для нее оскорбительна – ну что такое этот Вовка, в самом деле? Без слез не взглянешь. Долговязый, сутулый, взгляд какой-то затравленно-умоляющий. Будто она задолжала ему чего-то и никак отдавать не хотела. Ей-богу, даже смотреть на него неловко. И зачем опять к подъезду приперся?
– Привет, Марта. А я вот стою, тебя жду. Света в окнах нет, вот я и подумал, что тебя нет дома…
– Да. Железная логика у тебя, Вовка. Индукционный метод мышления, как у Шерлока Холмса, – проговорила она, проходя мимо него и не собираясь останавливаться. Сарказм в ее голосе должен был объяснить Вовке это нежелание останавливаться хотя бы на секунду.
– Марта, погоди, – услышала она за спиной, когда взялась за ручку двери подъезда. – Погоди, Марта! Я сказать хотел… Давай завтра после уроков в кино пойдем! А потом в кафе. Или сначала в кафе, потом в кино, как захочешь…
– А я ни так ни сяк не хочу, Вовка. И перестать за мной шляться, пока я окончательно не запсиховала, понял?
– Марта,