Пушки царя Иоганна. Иван Оченков
стольником, получил вотчины и теперь вел на войну свой собственный отряд. Через жену он породнился со старым русским дворянством, но и этой женитьбы не случилось бы, если бы не его господин, так что и тут он был всем обязан государю. А потому не было у русского царя более преданного человека, чем этот литвинский перебежчик. Прикажи ему царь убить любого человека – кажется, зубами бы загрыз, но в том-то и дело, что приказы такие Иван Федорович отдавал очень редко.
Нет, бывало, что хватали они по его приказу изменников и тащили на суд и расправу, только вот случилось это ровно четыре раза. К тому же государь самолично изменников никогда не судил, а повелевал разобрать дело Земскому собору. А уж чтобы побить слуг и домочадцев изменника, да поджечь его дом и разорить имущество – как это, говорят, бывало при покойном Иване Васильевиче, – такого и вовсе не водилось. Но за эту мягкость и уважение к закону еще больше почитал государя Михальский. Так что зря Корнилия полагали на Москве таким уж душегубом. Вот татей да разбойников он извел много, этого не отнять. Так ведь от этого всем только польза, ну кроме разве что разбойников.
Кого только не было в хоругви царского телохранителя: казаки и татары, обедневшие боярские дети и бывшие разбойники, боевые холопы самого Михальского и неизвестно откуда взявшиеся гультяи. Всех брал к себе ушлый литвин – главное, чтобы человек в бою был ловок и дисциплину соблюдал. Последняя у него в хоругви была даже крепче, чем в царских полках нового строя. Еще одним отличием от прочих ратных было крайнее разнообразие в вооружении и экипировке. Во что только не были одеты воины Корнилия! Одни в богатых кунтушах или кафтанах, другие в татарских халатах, третьи и вовсе в сермяжных зипунах и чуть ли не в звериных шкурах. А оружие! Тяжелые палаши и легкие сабли, шестоперы и топорики, кистени и надзаки… У многих были саадаки с луком и стрелами, у других – карабины и пистолеты. Объединяло всех только одно – прекрасное владение всем этим смертоносным арсеналом.
Лошади их, правда, показались бы не слишком хороши для взыскательного взгляда какого-нибудь богатого пана, однако отличались выносливостью и неприхотливостью. Обозов у них не было, лишь у каждого всадника был заводной и вьючный конь, везшие на себе все необходимые припасы. В общем, отряд этот весьма напоминал те, которые водил в набеги на Русь покойный ныне Лисовский, чья неприкаянная душа, как говорят, до сих пор бродит по ливонским болотам. Отец Мелентий ехал отдельно от прочих, на смирной кобыле каурой масти. Спутниками его были двое неопределенного возраста монахов, чьи ухватки не оставляли сомнений, что с оружием они умеют управляться не хуже, чем с кадилом. Правда, никакой воинской сброи[21] на божьих людях видно не было, а что лежало в тороках их заводных лошадей, никто не знал. Достигнув Можайска, Михальский, не заходя в него, стал на дневку, а царский духовник, оставив своих людей, пошел в город.
На воеводстве там сидел прославленный полководец – князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Конечно, для героя, спасшего страну в лихую годину от неприятеля, такое назначение было опалой, однако он, будучи по природе своей
Сброя – военное снаряжение, амуниция.