Исповедь чародейки. Морвейн Ветер
доказывать никому и ничего, но мне было жутко одиноко здесь теперь, когда меня отделили от подруг – как в первые недели, когда меня только привезли в Башню Слоновой Кости.
В конце концов у меня всё-таки обнаружился один друг. Его звали Густав, и он, так же, как я, не вылезал из книг.
Он никогда не рассказывал о том, кем был до того, как ему пришлось стать колдуном, но на богатых мальчишек не походил.
По большей части мы с ним засиживались в библиотеке до утра, вместе разбирали заклятия и готовили магические эликсиры.
Через год после того, как мы стали друзьями – мне тогда исполнилось шестнадцать – я обнаружила, что он поджидает меня под дверью по утрам перед занятиями, чтобы помочь донести до аудитории забитый фолиантами мешок.
Я не возражала. Никогда не любила носить тяжести, да и просто заниматься физическим трудом.
Всё чаще я ловила на себе его взгляд – немного загадочный и будто бы выжидающий. Но что он значит, понять ещё не могла.
Мне исполнилось восемнадцать, когда я впервые отправилась в город – то была ночь Ястреба, и двенадцать лучших учениц Академии должны были танцевать чаровные пляски перед императором.
Великий Чародей Кавелл отбирал нас. По одной от каждой школы искусств. Не знаю, почему выбрали меня. Я никогда не отличалась особенной красотой лица – наверняка императорский двор видел немало девушек куда лучше меня.
Но представлять факультет Проводников годились только Рейчел и я. Для мальчиков были свои праздники. А выбранные девочки как-никак должны были радовать глаз – то есть Локлин можно было сразу отметать.
Рейчел… полагаю, она казалась им слишком опасной. Но Рейчел не считала так, и всё время, пока меня готовили к торжеству, смотрела на меня из-за угла. Я хотела бы подойти к ней и спросить, что её не устраивает, потому что чувствовала по её глазам – она не забудет просто так, что я у неё отобрала.
Однако наставницы не спешили меня отпускать. Мои руки долго и тщательно умащивали маслами, расписывали хной. По волосам провели расчёской, должно быть, тысячу раз.
Я успела задремать, а приподняв веки, увидела, что ещё один человек наблюдает за мной – это был Густав.
Странное выражение в его глазах проступило отчётливей, но я всё ещё не понимала, чего он ждёт.
– Ты будешь самой красивой из Двенадцати в этом году, – сказал он, когда наставницы наконец выпустили меня из своих цепких рук.
Я посмотрела в зеркало. Мне нечасто доводилось видеть своё лицо, потому что в комнатах учеников не было зеркал.
Наверное, поэтому я не могла оценить, правду он говорит или нет. Рыжие волосы мои, переплетённые золотыми нитями, оказались собраны в невесомую сеточку за спиной, шея, натёртая жемчужными мазями, казалась матовой и сама походила на слоновую кость. Платье, состоявшее из множества невесомых покрывал, поддерживало стан и едва прикрывало грудь.
Хотела бы я знать, зачем нас представляют императору