Настольная книга подростка. Сборник рассказов. Владимир Кошкин

      Сижу за заблеванным столиком в каком-то окраинном кабаке, глушу спирт с весьма сомнительным типом, который в сотый раз втолковывает мне какая же жизнь дерьмовая штука, и согласится с ним вроде бы хочется да что-то не дает, ведь если жизнь дерьмо, то зачем тогда вообще жить, а жить-то ой как хочется хотя и не ясно для чего.

      Пахнет грязными потными телами, под потолком витает облако сигаретного дыма, глаза уже слезятся и хочется крикнуть, чтобы прекратили курить, а сам берешь и закуриваешь, всем назло, раз они курят то и я буду, вдруг кому-то от этого тоже хреново станет.

      – Телефон. – Бормочет мой собеседник и указывает на телефонный автомат, висящий на стене. Нехотя поднимаюсь с насиженного места, попутно роняя стакан, матерюсь, но все же иду к телефону.

      – Да. – Ору в трубку и жду ответа. Тишина, слышится какой-то странный треск и шипение.

      – Как ты? – Спрашивает давно забытый родной голос.

      Был бы трезвый заорал бы, волосы бы дыбом на голове, наверное, встали, а вдруг ошибся, ну мало ли, хотя слишком уж знакомый голос, чтобы перепутать его с чьим-либо.

      – Нормально. – Удивительно ясно и четко отвечаю. – А ты как?

      – Одиноко тут, и…

      – Ну, пока. – Вешаю трубку и иду обратно к заблеванному столику, странному собеседнику и облаку дыма под потолком.

      – Ну и кто там был? – Спрашивает тип, попутно разливая по стаканам очередную порцию разбавленного спирта.

      – Отец. – Отвечаю, а на душе паршиво так, и выпить страшно хочется, чтобы разговор этот забыть.

      – Откуда звонил-то? – От вопроса ком в горле встает, ведь понимаю что все это всего лишь пьяный бред, но нет, где-то в подсознании все равно грызется червячок сомнения.

      – Умер он, уже лет пять как. – Тип участливо кивает головой и поднимает стакан над головой, крича что-то про родителей и про верность, пью не закусывая, наливаю еще по одной и опять пью не закусывая.

      – А ко мне жена моя по субботам приходит и ужин готовит. – Говорит тип и закуривает.

      – И что? – Без энтузиазма спрашиваю я, а сам думаю, зная, что это Он мне звонил, спросил бы я у него еще что-нибудь и, черт побери, понимаю, что не то что спросить, сказать ему больше нечего было.

      – Дек она у меня почитай уж лет десять в могиле почивает, умерла моя Аленушка, инфаркт у нее приключился. – Мужик всплакнул, разлил по стаканам остатки спирта и, чокнувшись со мной, выпил. – Она когда первый раз ко мне пришла ровно через день после похорон, я чуть с ума не сошел, но потом она мне рассказала все. Что, любит меня очень сильно и никогда не бросит и приходить будет по субботам, я первый год-то как-то неуютно себя чувствовал, а потом привык. А день сегодня какой?

      – Суббота. – Отвечаю и смотрю на типа.

      – Пошли ко мне, водочки возьмем, посидим, с женой познакомлю. – Мужик встал со стула и, качаясь, уставился на меня.

      Боже, какой абсурд, иду в гости к незнакомому человеку, который старше меня лет на десять, наверное, а то и того больше, иду не просто так нажраться и обблеваться, а познакомится с умершей женой, хотя чего скрывать нажраться и обблеваться тоже.

      Мы плутали по темным закоулкам около часа. В попутных окнах виднелись прокопченные глаза неизвестных людей, слышались чужие слова, песни и крики, а тип все шел и шел, и говорил про свою жену, про то, что ему наплевать, что она умерла, про то, что и сам скоро подохнет как собака в какой-нибудь зассаной подворотне.

      А как умру я? Доживу до старости и склею ласты от маразма и одиночества или пущу пулю себе в лоб лет через пять? Руки дрожат, знаю, что жизнь полнейшее дерьмо, а тянет и тянет жить, жить захлебываясь говном. Парадокс.

      – Пришли! – Захожу следом за типом в какой-то подъезд, до чего же здесь воняет кошачьей мочой и другими прелестями коммунальной жизни. А он все поднимается по неудобным ступеням, и я иду за ним следом. В миллионах замочных скважин чьи-то незримые глаза смотрят на обреченных, а мы идем и идем вверх.

      Однокомнатная квартирка радует своей убогостью, об обоях и речи быть не может, из мебели только стол, три табуретки, унитаз да матрас на снятой с петель двери.

      – Присаживайся. – Сажусь на шатающуюся табуретку. Спирт уже давно затуманил мой разум желудок неоднократно извергал на мои штаны свое веское слово, сигареты душили, и жутко хотелось спать.

      Я не помню, как очутился у себя дома, как разделся и лег в постель.

      Пошатываясь, встал с постели и прошел в ванную, надо бы побриться, а то, как бомж, не бритый в забблеваных штанах.

      Раздался телефонный звонок.

      – Ты где?

      – Дома, наверное.

      – Давай быстрее к нам!

      – Куда?

      – Да ты что с ума