Калейдоскоп. Татьяна Волкова
он с тела грязь и соленый пот,
Как забавно танцует весь островной народ
Не заботясь о том, что крикнут им:
«Дураки!»
Расскажи мне, что здесь такие огромные мотыльки,
Что могли бы на тонких своих крылах удержать и небо.
Опиши мне опасную бабочку – антимах,
Что живет в африканских влажных густых лесах
И добавь немного о диких, чужих краях, тех,
Где ты совсем никогда и не был.
Я всему поверю, ты говори —
У меня, ты знаешь, огонь внутри
Оттого – до пунцовой не сплю зари
И как Бильбо – вечно хочу в дорогу.
И пока ты будешь мне тихо врать
На груди твоей буду я дремать,
И уснуть попробую… понемногу.
Мордред
Я рожден на погибель в священный Бельтайнов день,
Так волшебник изрёк, посмотрев на ночное светило,
Всем своим существом на твой дом я бросаю тень,
и лишь это одно навсегда мой исход предрешило.
В прохудившемся судне – вода,
и со всех сторон детский крик,
Только эти уста, разомкнуться, увы, не в силах:
молчаливы проклятья ребёнка.
Хочу лишь, чтоб каждый миг,
Помнил ты этот день, Артур, до само́й могилы
жизнь да будет твоя пуста.
Будет пресным хлеб, а вода – горька,
пусть не знает силы твоя рука,
а глаза твои да пребудут слепы.
Пусть бездетной будет твоя жена,
Да при всем при том, тебе неверна,
Пусть любовь твоя превратится в пепел.
Коль маячит Мордред в глазу бельмом
пред светлейшим, «чистеньким» королём,
Что, нашедши способ не быть отцом,
предпочёл угрозу увидеть в том,
Кто опорой стать мог ему потом
и его надеждой.
Пусть несметны будут его враги,
но падёт Артур от моей руки,
И, сомкнув его злые вежды,
На его костях буду я плясать,
И покоя Мордреду не видать,
Коль не будет так, как посмел сказать.
Кровь моя – договору сему печать!
Месть, отныне, да станет моей одеждой!
«Я заточён в постылом подземелье…»
Я заточён в постылом подземелье
волшебником, что скрывшись ото всех
готовит в башне колдовские зелья,
и разливает по бутылкам грех.
Он запирает во флаконах зависть,
в котле мешает похоть и любовь,
А я лежу, перед собой уставясь
и вспоминаю глушь родных лесов.
Летал когда-то вольным я драконом,
пугал собой доверчивых крестьян,
А после – пировал в лесу зеленом
и кости жертв забрасывал в тимьян.
Но вот явился он,
неопалённым – стоял в лазурной мантии своей,
Так быстро оказался я плененным
и уведённым силой в мир людей.
С тех пор прикован я массивной цепью,
и всей свободы – ровно пять шагов,
Лишь изредка, с определённой целью
меня освобождают от оков.
Волшебник