Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу. Гай Стагг
к губам палаточный колышек, притворившись, что это флейта. Морис стоял позади и держал в руках флаг.
В других шкафчиках были еще реликвии: чаша для причащения, требник и трубка-бент. Были и еще фотографии: улыбчивый мальчик вырос в сурового мужчину с острыми скулами. Тексты с панелей рассказывали, как швейцарский пастух стал проповедником Евангелия в Тибете – но эта часть истории могла подождать. Пришло время последовать за Морисом Торне на Гран-Сен-Бернар.
Снаружи валил снег и порывисто дул ветер. Я стоял в церковных воротах, решая, куда повернуть. Слева была дорога на перевал, справа – автобусная остановка к тоннелю. Два часа – и буду гулять по итальянским холмам…
Я посмотрел на юг. Там, вдалеке, тучи разошлись, и на гребне сиял яркий снег. Я подтянул лямки рюкзака и зашагал навстречу небу.
Я поднимался все выше. Погода наладилась, лес измельчал, и наконец на склонах остались лишь несколько деревьев, торчавших, точно занозы на бледной коже. Все казалось ослепительно чистым, до рези в глазах. 1346 метров – Лидд, одинокая деревушка. 1632 метра. Бур-Сен-Пьер, каменные дома. Почти два километра. Бур-Сен-Бернар, пустой ресторан. Дорога кончилась. Частью она зарывалась в тоннель, частью – под снежный холм высотой в несколько этажей. За белым курганом тянулось ущелье с отвесными склонами и названием из дешевых триллеров – Долина смерти. Последний рывок к перевалу Гран-Сен-Бернар.
У входа в тоннель на расчищенном от снега участке припарковалось несколько машин. Рядом с ними надевала лыжи пара в серебристых куртках, Алекс и Франсуаза.
– На перевал? – спросил я.
Алекс кивнул.
– А сколько до него?
– Два часа. Там все нормально. – Он указал наверх, на снежный скат, туда, где кончалась дорога. Пластмассовые треугольные флажки, выставленные через каждые тридцать метров, обозначали путь для лыжников. – Идешь по флажкам, и так до самой вершины!
Я смотрел, как пара заскользила к скату.
– Догоняй! – крикнула Франсуаза.
На вершинах виднелись длинные перистые облака, но день был ясным. Два часа? Конечно, я пойду! Я смазал лицо вазелином, съел мятную плитку «Kendal», нацепил снегоступы брата Жан-Мишеля и двинулся к скату.
Флажки скрывались за поворотом и тянулись вверх по Долине смерти. Между ними, в снегу, виднелись рытвины – и новые колеи Алекса и Франсуазы, и заледеневшие, оставленные теми, кто катался здесь прежде. В снегоступах я шел медленно и неуклюже, и каждые десять минут приходилось останавливаться и переводить дух. К первой остановке легкие сдавило болью. Еще сводило ноги. Ко второй лед намертво сковал горлышко бутылки с водой. Но я обретал все новую решимость – и пребывал в веселой уверенности, что переход вот-вот подойдет к концу.
Спустя полчаса я поравнялся с лыжниками. Алекса прихватили колики, а у Франсуазы разладились крепления. Оба сидели на снегу и моргали, как будто только что проснулись. Я предложил помочь, но Алекс мотнул головой.
Вершины гор затянуло