Лабораторная крыса №555. Елена Лев
подпрыгнул, и Нелли откинуло прямо в лапы Нумы. Он обхватил её, прижал к себе так крепко, что Нелли почувствовала, как быстро бьётся его сердце.
Несколько мгновений Нелли не шевелилась, ожидая нового грохота. «Три грома, три головы», прикинула она. Значит, больше не предвидится.
Она высвободилась из лап дрожащего от напряжения Нумы и, не надеясь, что сумеет хоть что-то разглядеть сквозь пластиковые стенки контейнера, высунула голову в раскуроченное отверстие крышки.
Корнелия не было. Словно испарился.
Фламин представлял собой гнилое месиво, из которого торчали подёргивающиеся лапки. При свете дня Нелли разглядела, что хвост фламина был покрыт металлическими чешуйками. Теперь они весело поблескивали на солнце.
– Минус один, – раздался знакомый голос. – Какой удачный день.
Нелли, не пряча голову в контейнер, перебирая лапками по сетке, развернулась всем телом в сторону говорившей. Было странно видеть монахиню монастыря Трёх Сестер с чёрным револьвером в вытянутой руке. Дымок последнего выстрела ещё не рассеялся.
– Обалдеть, – только и смогла сказать Нелли.
Глава 4
– Мы обойдём кладбище стороной, – приговаривала монахиня, выбирая путь к монастырю. – Зачем маленьким крысам кладбище, когда они живы и их ждёт славный обед. И совсем не такой, чтобы кости глодать. Нет. Вкусный. И кристально чистая вода. И маленькие сырные шарики.
Монахиня несла двух крыс очень аккуратно, старалась идти плавно, не болтать слишком сильно корзиной с пахучими цветами лантаны, среди которых, рядом с холодным револьвером, разместила Нуму и Нелли.
При слове «сырные» Нума сглотнул. Нелли тоже проголодалась. Ей бы тоже не помешали сырные шарики, обжаренные до хрустящей корочки. Такие тётка Джен готовила только по большим праздникам.
Гарри плёлся следом, постоянно шмыгая носом, из которого не переставала идти кровь. В одной руке Гарри нёс раскуроченный контейнер, а другой прикладывал к ноздрям носовой платок монахини. Белоснежная ткань превратилась в лоскут в красный горошек.
В тени оливы монахиня присела на камень и поставила корзинку рядом с собой, расправила складки чёрного балахона, поправила передник.
– Тяжёлые, – сказала она явно по поводу крыс. – Сейчас тётя Эмма отдохнёт, и снова пойдём. Целый день на ногах.
Гарри скромно примостился рядом. Он шмыгал носом, теребил разлохмаченные рукава своего свитера.
– Чем вы, монахини, занимаетесь? Ходите, крысиных мутантов высматриваете? – прогундосил он.
– Ну, почти, – начала уклончиво монахиня. – Приходится. А кто этим займётся? Там, – она показала рукой на видневшиеся вдали белые стены с густо накрученной проволокой по верху, – в этом, Лабораториуме, относятся к делу слишком рьяно. Приходится следить поневоле за ними. Хоть и говорят, что всё под контролем, а… – Эмма махнула рукой. – Никто не знает, что делают больные на голову люди с больными животными.
Гарри