Любовная досада. Жан-Батист Мольер

      Скажу ли я тебе, что тайною тоской

      Давно уже смущен моей души покой?

      Что б ты ни говорил, любовь моя, признаться,

      Боится всячески обманутой остаться:

      Чтоб верности твоей соперник не купил

      Иль чтобы вместе нас обман не ослепил.

      Поставьте же любовь почтенную в известность,

      Что даром лишь моя задета ею честность

      И что к тому ж она – плохой знаток людей.

      Подозревать, что я – предатель и злодей!

      С моею внешностью, благодаренье Богу,

      Не суждено вселять сомненье иль тревогу.

      О нас, о толстяках, давно идет молва,

      Что неспособны мы на козни плутовства

      И что не знаемся ни с хитростью, ни с злобой;

      Я это подтвердить могу своей особой.

      А что обманут я – вот это может быть,

      И это б вы скорей могли предположить.

      Но все ж не вижу я, не понимаю даже,

      Что́ повод вам подать могло к подобной блажи.

      По мне, Люсиль любви не может скрыть от вас:

      Готова видеть вас, встречаться всякий час;

      Его ж, по моему такому рассужденью,

      Валера, – терпит лишь она по принужденью.

      Как часто ложные надежды мы храним!

      Кто принят лучше всех, тот не всегда любим,

      И нежность женская, как складки покрывала,

      Огонь другой любви нередко прикрывала.

      И, наконец, Валер, – да, этим я смущен:

      Чтоб быть отвергнутым, спокоен слишком он?

      То, что на милости, которым простодушно

      Ты веришь, он теперь взирает равнодушно,

      Мне отравляет их; я погружаюсь в мрак,

      Которого понять не можешь ты никак,

      И трудно верить мне словам моей Люсили,

      Хотя бы мне они о счастии гласили.

      Пойми: тогда бы я судьбой доволен был,

      Когда б соперник мой был мрачен и уныл;

      Его отчаянье и нетерпенья страстность

      Вернули бы душе утраченную ясность.

      Но мыслимо ль, как он, чуть не скрывая смех,

      Спокойно наблюдать соперника успех?

      И коль не веришь мне, тогда тебя прошу я –

      Подумай и скажи, не грежу ль я впустую.

      Быть может, сердце он к другой уж обратил,

      Поняв, что тщетен здесь его любовный пыл.

      Когда любовь души отвергнута бывает,

      Она присутствия любимой избегает

      И в равновесие немедля не придет,

      Разбивши с легкостью оков тяжелый гнет.

      Воспоминанию жестокому послушна,

      Душа к былой любви не будет равнодушна,

      И коль презрение не победит любовь,

      То берегись: она способна вспыхнуть вновь.

      К тому ж, как ни гаси огонь минувшей страсти,

      А ревновать еще ей свойственно отчасти,

      И больно видеть нам, как овладел другой

      Нам не доставшимся всем сердцем дорогой.

      По мне, так рассуждать поистине накладно.

      Не философствую, – что вижу, то и ладно.

      Терзаться? Проверять ревниво всякий шаг,

      Чтоб попусту страдать? Да я себе не враг.

      Что проку умствовать и мудрствовать лукаво?

      Причин для горести искать не нужно, право.

      Вот вы печалитесь теперь; из-за чего?

      Дождемся праздника, чтоб праздновать его.

      Считаю горе я пренеудобной штукой

      И даром бы себя не стал терзать я мукой.

      Подчас, наоборот, есть повод горевать,

      Но я решил глаза на горе закрывать.

      В любви нам суждено узнать одно и то же,

      И с вашей участью в моей все будет схоже:

      Уж если госпожа готовит вам обман,

      Служанкой будет мне урок такой же дан.

      Но места не хочу давать я подозреньям:

      Мне