Зимняя песнь. С. Джей-Джонс
особенно для виртуоза вроде Зефферля. Ведущая партия – у скрипки, и фортепианный аккомпанемент. Я хотела, чтобы мой брат сыграл эту багатель, хотела услышать, как она трансформируется в его исполнении.
День-другой спустя мое желание осуществилось.
Франсуа прислуживал маэстро Антониусу, который подхватил «легкую простуду», хотя это более походило на разыгравшуюся ревность: его, как и меня, бросил кто-то, к кому он был привязан. Йозефа я застала в редком теперь одиночестве, в большом зале, где он любовно ухаживал за своей скрипкой. Сгущались сумерки, падавшие тени придали его лицу рельефную четкость. Мой брат походил на ангела, создание нездешнего мира.
– Ну что, кобольды, сегодня отправитесь проказничать? – негромко обратилась к нему я.
Йозеф вздрогнул. Отложил в сторону промасленную тряпицу, вытер ладони о штаны.
– Лизель! Я тебя не заметил. – Он встал со скамьи у камина и раскинул руки, чтобы меня обнять.
Я с радостью бросилась в эти объятья, внезапно обнаружив, что Йозеф одного со мной роста. Когда он успел вытянуться?
– Что случилось? – спросил он, почувствовав мою сердечную боль.
– Ничего, – улыбнулась я. – Просто… ты растешь, Зефф.
Он тихонько рассмеялся – баском, пророкотавшим где-то в груди, смехом взрослого мужчины. Йозеф еще не утратил прелестного мальчишеского дисканта, но голос его вот-вот должен был сломаться.
– У тебя не бывает «ничего», – сказал он.
– Ты прав, – сказала я и взяла его руки в свои. – Я кое-что для тебя приготовила. Подарок.
Его брови удивленно поползли вверх.
– Подарок?
– Да, – кивнула я. – Идем со мной. И захвати скрипку.
Удивленный, Йозеф последовал за мной наверх, в мою комнату. Я подвела его к клавиру, где на пюпитре стояла багатель. Вчера я до глубокой ночи жгла драгоценные свечи – переписывала ноты начисто.
– Что это? – Йозеф прищурился и вытянул шею.
Я молча ждала.
– О, – брат сделал паузу, – новая пьеса?
– Зефферль, не суди слишком строго, – со смехом сказала я, пытаясь скрыть внезапное смущение. – Уверена, в ней полно ошибок.
Йозеф склонил голову набок.
– Хочешь, чтобы мы с Франсуа сыграли ее для тебя?
Я вздрогнула, как от пощечины.
– Я надеялась, – медленно проговорила я, чувствуя себя уязвленной, – сыграть вместе с тобой.
У него хватило совести покраснеть.
– Конечно. Прости меня, Лизель. – Он расположил скрипку под подбородком, пробежал глазами верхние строчки и кивнул. Я вдруг занервничала, и совершенно напрасно: это же Йозеф.
Я дала ответный кивок, брат взмахнул смычком вверх-вниз, задавая темп. Он продирижировал один такт, и мы начали.
Первые ноты звучали робко, неуверенно. Я волновалась, а Йозеф… Его лицо было непроницаемо. Я запнулась, пальцы соскользнули с клавиш. Брат продолжал играть, машинально воспроизводя написанные