Трущобы во дворце. Юлия Лангровская
весьма небольшая. Остальное ее заслуга. А он вынудил ее влачить рядом с ним такое убогое существование. И тебе он уготовил ту же участь. Ты будешь дурой, если не воспротивишься ему.
Надя молча утирала слезы.
– Чего ты вечно мокроту разводишь? – всплеснула руками Саша.
– Как я могу сделать то, что ты говоришь?
– Как угодно. Любыми средствами.
– Отец не простит.
– Отец! Отец! Еще не известно, простим ли мы его за все!
– Саша!
– Что, Саша? Благодари бога, что он в тюрьме, вместе с этим твоим, Боташовым. А то сидела бы сейчас в чужой хате, штопала бы ему носки, да вынашивала бы уже Боташова-младшего! Тебе это надо? Подумай, что ты можешь, пока его нет?
– Но он скоро выйдет.
– Не скоро. Ему сидеть еще полгода. Это достаточный срок, чтобы изменить свою жизнь.
– А ты? Что ты задумала? Ты пугаешь меня!
– Не бойся, мой зайчик, – презрительно усмехнулась Саша. – Уж я найду себе партию удачнее той, что мне мог бы найти папаня.
В воскресенье Саша наотрез отказалась идти со всеми в тюрьму, а по возвращению, маленький Дима выпалил сестре:
– Отец отрекается от тебя!
– Хвала всевышнему! – воскликнула девушка и с того дня, ни она, ни Андрей более не произносили имени друг друга, по-крайней мере, при остальных, но мужчина пообещал, что, вернувшись, выгонит непокорную дочь из дому.
Саша и сама уже подумывала об уходе, наводила справки о съемном жилье, но цены ее не устраивали и, поняв, что собственными силами она всех расходов не покроет, все больше укреплялась в мысли, что только выгодное замужество позволит ей жить достойно.
– У тебя плохо с памятью?! – получил от Саши нагоняй молодой кондитер, который уже с неделю почему-то не навещал приятельницу в хлебной лавке.
Гриша скорчил гримасу.
– Рыбка не клевала.
– Что?!
– Старик, как назло, приходил тогда, когда у меня было полно посетителей. Что я мог? Но сегодня наверняка.
– Откуда такая уверенность?
– Я припрятал его пирожные. Если он придет раньше, я скажу, что их доставят только к закрытию. Накладка, мол, вышла.
– А ты не боишься, что не успеешь их продать свежими и завтра тебе влетит?
– Я их хорошо сохраню.
– Ладно.
Саша уже разуверилась в Грише. Стоя за прилавком, она принялась обдумывать, как бы самой познакомиться со стариком.
Но парень, все же, сдержал свое обещание. Этим вечером он наконец-то вызвал пожилого господина на откровенный разговор, начав совершенно издалека, а, сделав Саше знак из окошка, дал ей возможность самой услышать весь их разговор, притаившись в кондитерской подсобке.
– Я, вот, все хотел спросить вас, Аркадий Степанович, если вам скушно одному в… как вы сказали… хоромах, где кроме роскоши ничего нет… отчего же вам, например, не жениться?
Мужчина немного смутился, но, засмеявшись негромко, ответил:
– Наверное, мне об этом уже не мечтать, – в его глазах, мутно-сероватых, с тяжело нависшими веками, читалась невыразимая тоска.
– Но, отчего