Миф о лягушке-царевне. Александр Феликсович Борун
нем Терун2, один-одинешенек. А как на небе Мокошь появилась, о том и речь. Рассказал мне это сам Терун, когда я к нему на мед зашел, ну да речь не о том, а вот о чем. Он рассказал, а я перескажу.
Скучно было Теруну одному в целом мире. Только и было у него забавы, что везарь3.
Бывало, метнет его – искры и гром по всему небу4! Но эта забава ему быстро надоела, воевать некого, воеваться некем.
Когда-то давно жили на небе чудовища, одно другого опаснее, но – спасибо везарю! – Терун очистил от них мир5. И хорошо, потому что в том мире, с чудовищами, нам бы не выжить… Но тогда нас еще в помине не было…
И вот стало ему так скучно, что как-то раз встал он посередь неба, размахнулся как следует… эх, раззудись плечо, да размахнись, рука!.. да и запустил верный свой везарь прямо вверх! И стоит столбом, головы вверх не подымая6. Долго стоял. Надоело ждать, упадет везарь на голову, или мимо… Наконец, стало наверху погромыхивать, все громче и громче, засвистело там, застонало – то везарь летит! Берегись, Терун! Не сносить тебе головы! Не стал он беречься, все одно одному не небе не житье.
Мимо пролетел везарь, в трех шагах о небо грянулся, только воздухом Теруна толкнул и жаром обдал. Отличная забава получилась… Да только, мимо-то пролетев, да о хрустальное небо грянувшись, пробил везарь небо, прошел сквозь него, как горячий нож сквозь масло, и был таков! Только дырка в небе осталась7.
Подошел Терун к ней, поглядел. Темно. Большая дырка. Лег он на край, голову свесил и увидел внизу маленький огонечек. Прислушался – вроде там и погромыхивает что-то, едва слышно. Значит, везарь еще падает. Огонечек светил все слабее и слабее, потом вспыхнул поярче напоследок и потух. Упал везарь на что-то, значит. И грохот спустя некоторое время прикатился оттуда. Испугался Терун: вдруг там, внизу, есть кто живой? Не зашиб ли он кого по неосторожности? А вдруг с ним сразиться можно было б?..
Терун спрыгнул в дыру и тоже стал падать, только воздух в ушах засвистел. Долго падал. Темно, только небо сверху светится, а внизу ничего не видно. Наконец, показалось ему, что прошло почти что столько времени, сколько везарь падал. Тогда Терун произнес волшебное слово "минимабор"8 и уменьшился в сорок раз9. Потом, на всякий случай, еще раз. Тоже в сорок раз. Тут же Терун об воздух затормозился и легко, как пушинка, опустился на что-то мягкое.
Увеличился обратно, сказав два раза другое волшебное слово "максимабор"10, огляделся и видит: вокруг болото лежит, средь него одинец-камень11 торчит, под ним кусточек растет, а под кусточком странная зеленая тварюшка12 сидит, сидит себе, улыбается.
А в передних лапках она камень-громовик с дырой в середине держит – все, что осталось от оружия13. Палка, видать, сгорела. Подошел Терун поближе и заговорил с ней.
– Кто ты? – спросил он. – Как тебя зовут? Почему у тебя такие большие глаза14? И такой большой рот? Почему ты улыбаешься? Почему у тебя мой везарь? Не разбил ли я тут чего? И не отдашь ли ты мне его обратно, чтобы я мог вернуться с ним на небо? И, кстати, где я?
– Я лягушка-квакушка, – был ответ, – зовут меня Мокошь, а это место – Хтонь15. Глаза у меня большие, чтобы лучше видеть тебя, Терун, рот – чтобы шире тебе улыбнуться. Ничего ты тут, на нашем хтоническом болоте, пока не разбил. А улыбаюсь я потому, что давно ждала тебя в гости, и теперь рада-радешенька, что вижу! Везарь твой я тебе отдам, но только возьми и меня с собой на небо! Потому что если ты без меня вернешься на небо, да еще везарь с собой заберешь, у меня ничего не останется, чтобы, глядя на него, о тебе вспоминать. Тогда мое сердце разобьется, и я умру…
Смутился Терун. Он ведь бросал везарь, чтобы развлечься, а оказалось – невесту нашел!
– Возьму, конечно, – сказал Терун.
– Тогда иди к моему батюшке и посватай меня, – велела лягушка, – обойди Алатырь-камень16, с той стороны его и найдешь.
Обошел Терун камень и видит: стоит еще камень, поменьше, замшелый17 и в землю вросший, а рядом два пня, старых, но не трухлявых. А на камне том – надписи загадочные:
• Кто пришел лечиться, садись на вызывной пень и жди.
• Кто сразу на два пня сядет, тот в болоте утонет.
• В ком бес сидит, тому пусть бес и подскажет, какой из пней вызывной.
• Кто будет ждать кого-нибудь, чтобы спросить, какой пень вызывной, тот пусть у советчика того и лечится…
… и еще много других18. Подумал Терун немного – и так
По непроверенным сведениям (кто их мне сообщил, я не помню, а он не помнил, в какой статье читал), следуя В.Н. Топорову, славянский громовержец не Перун, а именно Терун (индоевропейский Дехр или Дерх, в тюркских затем превращается в Тенгри, у скандинавов – Тогр, Тоор, Тор, у прибалтов Теркунас, который позже превращается в Перкунаса параллельно с превращением у славян Теруна в Перуна, в обоих случаях под влиянием совпадения с названием молнии). Можно дополнительно предположить, что еще до перехода Терун > Перун от него был образован глагол "тереть", как обозначение характерного действия для вызывания огня (В.В. Иванов, В.Н. Топоров. Исследования в области славянских древностей, "Наука", М., 1974, с. 94: "… белорусское поверье о Перуне, добывающем молнию трением двух жернов", с. 116 рождение огня, добываемого трением двух кусков дубового дерева, сравнивается с рождением живого существа, откуда женская ипостась Перуна). В той же (цитированной) работе, хотя славянский Бог Грозы носит имя Перун, ему ставятся в соответствие на с. 84 скандинавский Тор, на с.123 хеттский Тархун, лувийский Тархунт, литовские эпитеты Перкунаса Таршкулис и Таршкутис, на с. 149 бурятский Асан-саган-тенгери, якутский и киргизский Тэнгри, на с. 159 греческое "техно" (в частности, кузнечное дело, как имеющее непосредственное отношение к этому персонажу; кстати нельзя не привести образец выражения о "выковывании" речи на с. 162, взятый у Данте: "миглиор фаббро дель парлар матерно"), и на с. 178 даже русский Федор Тугарин (впрочем, Тугарин производится ими от имени змея, противника Теруна).
Оружие явно индоевропейского происхождения, родственное санскритской ваджре и авестийской вазаре (совр. топор). Правда, из дальнейшего выясняется, что оно имеет совершенно первобытный вид: это просто камень с просверленной дыркой, насаженный на палку, в то время как ваджра изображается в виде диска с крылышками. Но, видимо, такое изображение было придумано позднейшими иллюстраторами на основе описания действия оружия. Его метали, и при попадании оно сносило голову. Но такое действие может оказать и везарь! Скорее всего, он ближе не к преобразовавшейся в диск ваджре, а к молоту скандинавского Тора.
Явное описание грозы. Здесь Терун схож с Зевсом и Тором. Как известно, в синтетической религии, введенной на Руси непосредственно перед христианством, Сварог, Терун и Мокошь занимали в пантеоне места Одина, Тора и Фрейи. Здесь, однако, Терун, одновременно с ролью бога-громовержца, играет роль верховного бога, как Зевс. Вообще, амбивалентность мифологического сознания была настолько велика, что бог-громовержец не только мог отождествляться с другими богами пантеона, святыми, героями и пр. (см. в упомянутой работе В.В. Иванова и В.Н. Топорова: с.13 св. Илья, сухой и мокрый, с.15 Перкунс, Потримп и Патолл у прусов, с.16 исландский Тор и ведийский Индра, с.17 Ветер и Ворон Воронович, с.18 св. Илья как возничий, с.19 св. Георгий-Егорий-Юрий как воин-змееборец, с.25 Юпитер как бог четверга в античности, Вавилоне, Др. Индии и Тибете (Индра), с.26 четыре литовских Перкунаса, в соответствии с тем же четвергом, с.28 скандинавский Тор с эмблемой, на которой четыре карлика, сидящие по углам неба, и четвергом, майясский Бог Дождя (их четверо, и каждый сидит с топором и змеей на мировом древе своей стороны света) и ацтекский бог дождя Тлалок, соперник пернатого змея, а также 4 бога: молнии (с молотом), облаков, дождя и града, в китайской даосской традиции сопровождающие Яшмового владыку, с. 123 древнегреческий Керауниос (Громовержец), бог каменных орудий, и более поздний Зевс Керауниос, Всеслав и Вольга у восточных славян, с. 131 хеттский Пирва, с.142 драконоборцы Аполлон, Зевс, Геракл, с. 143 бог дождя и молнии Ваал (он же дракон), бог Мардук, сражавшийся с чудовищем Тиамат (Междуречье) и Гильгамеш (там же), с. 144 древнеегипетский Ра, с. 170 Добрыня, с. 172 Алеша Попович, с. 173 Каваль-богатыр (кузнец), с. 180 Ярила, св. Юрий-Егорий-Георгий: который также убивал дракона (с. 202), с. 210 Осирис, Таммуз, Адонис, с. 214 ведийский Пушан, с. 215 римский Марса (с. 215), бог войны с некоторыми сельскохозяйственными функциями (как и бог грозы). Марс, к тому же, связан со вторником, что опять приводит нас к Тору, кроме того, его имя похоже на бога междуречья Мардука, сравниваемого также с Перуном на с.143, заодно с Аполлоном, Зевсом и Гераклом), но и со своим противником Змеем или его заместителями, к-рых не меньше (там же, с.31 змея Шкуропея (скарабей?!), с.35 Кощей Бессмертный, с.36 в Эдде змей Нидхёгг, гложущий корни мирового ясеня, с.37 ведийский змей глубин, славянский пень (бадняк, откуда будний день как день перед праздником), почитаемый при прощании со старым годом, с.38 царь Змиулан, у к-рого лиса отнимает скот в пользу царя Огня и царицы Маланьицы-молнии (тогда уж и людоед, у которого точно так же скот отбирает кот в сапогах?), с.40 Цмок (дракон) восточных славян и литовцев, с.41 ведийский противник Индры демон Вала, заперший скот, либо дракон Вритра, заперший воду (на с.100 Вритра назван "бесплечим" (змей!) на основании текста, в котором Индра разрубил его на части), с.44 в кетском мифе Индра поражает семь порогов (препятствий для воды), они же семь Хошедэмов, сыновей носительницы злого начала, с.45 Вала > Волос > Велес, славянский скотий бог, с. 46 медведь, св. Власий, покровитель скота, с, 53 черт-волосень, отъедающий палец у прядущего в запретный для этого день перед Новым годом, с. 104 змея-скорпея на Латырь-камне или Алтарь-камне, с. 117 болгарская хала, змея, запирающая засуху, с. 118 змеи, помогающие св. Илье либо св. Георгию изгонять дракона, с. 124 те же Всеслав и Вольга у восточных славян, сравниваемые с громовержцем, и Вук-Змей Огненный у южных славян, с. 131 хеттские бородатые змеи, которых связал Пирва, с. 142 Пифон (см. Аполлон), Тифон (см. Зевс), Кикнос (см. Геракл) и ханаанский Ваал, имя которого производится от "море" и "смерть", как, впрочем, и имя сравниваемого с громоверцем Марса через < *Мар-март-с или *Ма-мерт-с на с. 216, с. 144 древнеегипетский змей Апоп, с. 166 Соловей-разбойник на двенадцати дубах и с. 168 сокол с двенадцатью рогами ("пернатый змей"!)). Совмещение с противником в упомянутой работе описано так (с.5): бог или другой персонаж, замещающий Пяруна-Перкунаса, ссорится со своим противником, в частности, с нечистым. Он (?) грозит ему (?): "Я тебя убью!" Бог (?) возражает: "Как же ты меня убьешь? Ведь я спрячусь!" – "Куда?" – "Под человека!" – "Я убью человека – и тебя убью!"… и, в завершение спора,: "Ну, тогда спрячусь в воду". – Там тебе место, там и находись!" В результате непонятно, как древние славяне вообще разбирались, кому поклоняться, а кого сжигать, и, похоже, совершали оба действия над одними и теми же идолами… Относительно самого основного мифа, иследованного В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым, можно сказать, что в истории о царевне-лягушке события происходят, по-видимому, раньше, т.к. поединок со змеем по В.В. Иванову и В.Н. Топорову происходит из-за измены Мокоши Перуну, а здесь описаны события, происходящие до того, как они поженились (не говоря уже о их девяти сыновьях, которых, по В.В. Иванову и В.Н. Топорову, Перун то ли покидает, то ли поражает).
Возможно, этому мифу предшествуют мифы о том, как Терун освобождал мир от чудовищ. Но эти мифы не сохранились. А жаль, потому что их было бы заманчиво также интерпетировать в свете психоаналитических представлений, например, как Эдипов комплес и под, см. ниже).
В подобные игры до сих пор играют дети, часто игра называется "на кого бог пошлет".
Вся сцена противоречит тому, что, как выясняется позже, при описании поединка с драконом, везарь, будучи брошен куда-либо, сам возврашался в руки владельца аналогично молоту Тора (сканд.), волшебному копью Луга (ирл.) и ваджре (инд.). Возможно, конечно, что он пролетел на расстоянии вытянутой руки, и, более того, Терун обладал достаточной силой, чтобы поймать везарь, пролетающий мимо с такой чудовищной скоростью. Но, скорее, везарь должен был, подлетая к хозяину, не лететь так быстро, и лететь прямо в руки. Более того, его дальнейшее падение и попадание в лапки Мокоши, вместо возвращения в руки к Теруну, уж точно не должно было иметь места. Скорее всего, Терун мог управлять способностью везаря возвращаться, и, метнув его вверх, отключил возврат (например, сказал какое-нибудь волшебное кодовое слово). Но об этом ничего не сказано в тексте мифа. Нет также и указаний на то, что везарь являлся живым существом (хотя он и называется верным – для такой характеристики достаточно обсуждаемой особенности). Проще всего предположить, что везарь был не просто камнем на палке, а еще и веревкой привязан, но и об этом ничего не сказано.
"Минимабор" – по-латыни "уменьшаюсь". Видимо, как и в арабских сказках, в славянском эпосе латынь – колдовской язык ср. "мутабор" – "превращаюсь" – даже в сказке "Калиф-аист" Гауффа, в подражание арабским.
Возможно, пролезание в дыру, попадание в темноту и уменьшение означают символическое возвращение в состояние до рождения. Действительно, откуда единственному в мире существу взять себе жену, как не вернувшись в материнское чрево, найдя там сестру или даже обеспечив ее зачатие и выведя ее наружу? Но, если это и мотив кровосмешения, он выражен горазде менее явно, чем во многих мифах о сотворении мира. Возможно, среди славянских вождей кровосмесительные браки были менее распространены и не так нуждались в мифологическом обосновании.
"Максимабор" – по-латыни "увеличиваюсь".
Ср. в упомянутой работе В.В. Иванова и В.Н. Топорова связь Перуна со скалой-парвати (инд. и хетт.) и деревом. Можно добавить к этому теперь еще и сканд. Одина (камень-одинец). А с точки зрения психоаналитической это явно фаллический символ, как и скала Теруна, его (или змея) дерево, да и сам змей. Амбивалентность подсознания по Фрейду ничуть не уступает амбивалентности мифологического сознания.
Поразительный, почти на уровне рассказа "от первого лица", пример взгляда "глазами героя"! Рассказчик-то знает, что это лягушка.
Это противоречит бытовавшему в народе представлению о камне-громовике, как о пробитом молнией, но подтверждает связь таких камней с оружием Теруна (см. с. 93 о топоре с отверстием в середине).
Прием впоследствии был использован в широко известной сказке "Красная шапочка". Вызываемые этим обстоятельством ассоциации неадекватны замыслу рассказчика.
От греческого "хтон" – "земля, почва". Известная терминология: "хтонические существа", "хтонические боги" – в смысле, "из-под земли", находит в этом мифе неожиданное обоснование.
Скорее всего, название от алтаря, так что ждать слушателю то ли кровавого жертвоприношения, то ли веселой свадебки.
А Алатырь-камень, значит, не замшелый! Горячий? Можно вспомнить: "Стоит на острове Буяне Алатырь-камень, на нем бык печеный, в заду чеснок толченый…"
Остается только гадать, каких. Понятно лишь, что все они лишь затрудняли пришедшему выбор. Основываясь на том, чего Терун делать не стал, можно предложить, например: