Заходите на наш Рагнарёк. Книга стихотворений. Павел Банников

      положим, какой-нибудь 93-й

      за столом:

      отец – умеренный коммунист

      социалистическая женщина-мать

      де юре – в разводе, де факто – повенчаны временем

      пятеро детей от разных браков (порою – все восемь)

      трое тайно крещены бабушкой, до последней своей зимы отмечавшей Рождество за два дня до дня рождения, подмигивавшей по очереди внукам – нехристи собрались

      положим, какой-нибудь выброшенный из памяти недавний

      за столом:

      нас с каждым годом становится меньше

      особенно под Рождество

      стоит ли ныне припоминать друг другу убеждения и

      тянущиеся в настоящее из прошлого

      истлевшими пальцами, высохшими слезами, кошмарными снами

      обиды?

      лучше рванём утром на кладбища, разбросанные по просторам

      посчитаем ворон

      подивимся свежему хрусткому снегу

      положим, грядущий какой-нибудь надесятый

      за столом:

      кажется, можно основать город Банников

      (неважно, сколь презрительно смотрят иные на наши способы размножения

      и построения семейных связей)

      папа всегда любил всех своих женщин, детей, степь и Сталина

      (хотя с возрастом первые пункты поблекли)

      я люблю большие города и послания Павла

      братья – маленькие города и анархию

      и только ты, сестра, искренне говоришь с богом —

      замолви за нас словечко

      На фото: живые и

      мёртвые, коты и

      пёсики.

      Живые с котами и

      мёртвые с пёсиками. Живые

      коты – с мёртвыми.

      Мёртвые с мёртвыми и

      мёртвыми котами.

      Эти живые с этими

      (живыми) – больше никогда

      (по меньшей мере при жизни) —

      как тот кот с тем пёсиком. Эти – мёртвые —

      в принципе не особо ладили.

      В отдельных альбомах: живые далёкие и мёртвые близкие.

      Во всех: кто-то похожий на меня —

      кто любил этих живых,

      кто выносил этих мёртвых,

      кого носили эти ноги.

      Кто когда-то носил это имя.

      десять лет до пенсии мне всего, не хочу, говорит, никаких проблем, здесь спокойно хочу, вы не злитесь, уйдите, входить в положение мне не с руки, как бы мне ни хотелось – всего десять лет, знаете ли, здесь хочу, только здесь.

      десять лет знаю, говорю (скорее – себе), о как знаю я эти десять лет, словно целую жизнь: столько именно жизней во мне, сколько десятилетий: три могилы во мне – моих, и ещё ряд надгробий по разным концам степи. пять твоих – в тебе (а чужих – мне не угадать), на шестую можешь уже не успеть принести ни слёз, ни цветов с первой пенсии.

      десять лет назад, говорит, я ещё

      цвела,

      тридцать лет тому —

      родила.

      постарела.

      такие дела.

      говорю —

      себе:

      ты – всякий раз – умерла.

      тебе:

      вот договор,

      вот здесь подпишите

      и тут,

      и вот здесь ещё, пожалуйста

      каждый понедельник – чёрный

      каждая среда – пепельная

      каждый четверг – чист

      каждая пятница – страстная

      каждое воскресенье – светлое

      каждая