Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде. Алексей Соловьев
ды Московская земля не стонала от топота десятков тысяч копыт татарской конницы. Не горели скирды хлеба в полях, не прятались смерды в лесных чащобах, не брели на юг угоняемые в Орду вереницы пленных. Успело вырасти целое поколение детей, лишь понаслышке знающих об ужасах нашествия татарских ратей. Страна молила Господа, чтоб так продолжалось и далее…
Не только степную угрозу сумел отвести за годы своего великого Владимирского княжения Иван Калита! Не ждал народ вероломной напасти и от рязанцев, суздальцев, ярославцев и прочих братьев по славянской крови, живших на соседних землях. Князья их либо были союзны великому князю, либо боялись его, либо были просто не в силах противостоять растущей Москве. Многолетняя кровавая тяжба с сильной Тверью, начатая, казалось, безрассудно Юрием Даниловичем Московским, была грамотно и хладнокровно закончена его братом Иваном. Да, ценою грехопадения и большой крови, но что это значило в те времена, если критерием всех деяний было народное «Наш осилел!». Кровь была на руках Юрия, ложью и наветами настоявшего на казни Михаила Тверского великим ханом Узбеком. Многие тысячи серебряных гривен московской казны отвез Калита в Сарай, добиваясь (и добившись!) того же для детей Михаила – великих князей Дмитрия и Александра. Сын Александра, Федор, упокоился рядом с отцом! Пятьдесят тысяч ордынцев в союзе с русскими, ведомые Иваном I, «сотворили Тверскую землю пусту…». Московский князь сделал все для того, чтобы его родное княжество смогло окрепнуть и изготовиться для великого прыжка в будущее, которое позже назовут Россией!
Для Ивана, сына Федорова, что перебрался вместе с женою Аленой, дочерью от первой жены, Глашей, и племянником Андреем после гибели Дмитрия Грозные Очи из-под Твери на приокские просторы и вступил в дружину боярина Василия Вельяминова, годы протекли, как вода сквозь пальцы. Неподалеку от села Митин Починок, что на Москве-реке рядом с ее устьем, на солнечном взгорке выкупил землю. Митинские мужики споро поставили ему пятистенную избу с тесаной крышей и печью по-белому. С Федорчуковой рати (карательного татарского набега на Тверь, позорившего и другие приволжские княжества) привел десяток полоненных смердов и посадил их на свою землю. Теперь и посевы, и скотина, и налаженная рыбная ловля были под надежным присмотром. Митинский староста начал кланяться и величать уважительно «Федорович». Алена родила мужу четверых, однако вот только первенец, Федор, смог пройти через детские болезни и выправиться в здорового шумного парня. Но если Андрей страстно желал пойти по стопам дяди и стать воем в доброй дружине, то Федора больше манила хозяйская стезя.
Отец Ивана упокоился на родном деревенском погосте под Тверью через четыре года после расставания с сыном. Мать Андрея, Анна, умерла от легочной болезни, спасаясь в зимних лесах от татарского полона. Теперь бывшего тверича с родиною не связывало ничто.
Ратное счастье долгое время благоволило Ивану. Он благополучно ходил с московской ратью под Новгород, когда Иван Московский вознамерился обложить новогородцев повышенной данью, латая протори в своей изрядно опустевшей после визитов в Орду казне. Калита был мудрым воителем, стремившимся не пытать зыбкое ратное счастье в одной-единственной битве, а постоянным давлением вынуждать врага подчиниться своей воле. Оттого и пришлось Ивану Федорову обнажать свою видавшую виды саблю лишь в мелких стычках. А вот накануне 1339 года ему не повезло…
…Тверской князь Александр Михайлович по наветам Ивана Калиты был призван на ханский суд в Орду. Одновременно с ним в Сарай решил ехать союзный Твери Василий Давыдович Ярославский. Присутствие при дворе великого хана сразу двух противников было невыгодно, даже опасно Ивану Московскому, и дабы избежать ненужной при, он велел перенять ярославский поезд еще до Нижнего Новгорода. Иван был десятником в составе тех пятисот окольчуженных всадников, что устремились на Волгу. Они настигли ярославцев, сшибка была жаркая и кровавая. Василий сумел отбиться и на этот раз избежать московского полона. Иван же вернулся домой в санях: тяжелый шестопер ярославского воеводы пал в сече на правое плечо, сломав ключицу и изувечив сустав. Друзья утешали: радуйся, мол, что успел отвести удар от головы. Иван же от боли закусывал до крови губу и понимал, что ратной его службе пришел конец…
Спустя полгода он уже мог садиться на коня. Левая рука по-прежнему мастерски владела саблей и могла натягивать лук. А вот правая… поднималась лишь до плеча! Дальше никак не желала…
Он отправился ко двору Вельяминова, чтобы повестить о своем уходе. К тому времени между московскими боярами пролегла глубокая недружелюбная борозда: часть из них приняла сторону Василия – сына московского тысяцкого Протасия, другие же страстно желали видеть на этом почетном месте Андрея Хвоста, сына перешедшего в Москву рязанца Петра Босоволка.
Вельяминовский воевода, зная военную сметливость десятника, в упор спросил Ивана, будет ли тот до конца дней своих верен Вельяминовым. Услышав твердое «да», велел зайти на следующий день. И из уст самого Василия услышал выгодное предложение. Ивану поручалось возглавить поставки окской рыбы ко двору Вельяминовых. Это была его новая мирная служба. Но и ратной конец не настал: сын Калиты Симеон, в чьем уделе была Коломна, поручал коломенскому воеводе