Северная повесть. Валерий Александрович Пикулев
река). Вот и всё, что мы знаем о «шведском» периоде северо-западной окраины России, – о городе Сестрорецке. Далее начинается история Сестрорецка русского. И начинается она… – однако, всё по порядку!
В начале Северной войны (войны «синих» и «зелёных», как её окрестили в народе) русские войска под водительством генерал-фельдмаршала Бориса Шереметева захватили во время весенней кампании 1703 года шведскую крепость Ниеншанц, стоявшую на месте впадения в Неву реки Охты. А уже 16(27) мая 1703 года царь Пётр в устье Невы основал город Санкт-Петербург (вернее – Санкт-Петербургскую крепость). – И это на шведских-то землях, вошедших в состав России лишь в 1721 году (Ништадтский мир)! Немудрено, что шведы не оставили попыток вернуть отбитые русскими территории и стереть с лица королевства только что возведённую ими крепость. И вот, одной из таких попыток , – а это случилось 8 июля 1703 года, – и суждено было открыть новую страницу в истории государства российского.
Именно этим событиям, навсегда вернувшим России её древние северо-западные земли, и посвящена повесть.
«Итак, стало быть, 8 июля 1703 года… – Владимир, «оттопырившись» на стуле (эту привычку он сохранил ещё со студенческой скамьи, работая над курсовиками: в минуты отдыха почти ложиться на стул, вытянув ноги), – 8 июля… и никаких, более ранних сведений!». Он ещё раз «перелистнул» страницы памяти, – ни одной зацепки! – «Выходит, двое здоровенных шведов, кляча, впряжённая в повозку и… – так, куда же они заховали этот чёртов сундук? Его так просто не спрячешь – более полутора тысяч золотых, диаметром сантиметра по три, скажем, – он даже раздвинул большой и указательный пальцы, чтобы лучше представить эти три сантиметра, – почти с центнер потянет!»
Год, проведённый в Публичке, в архивах Шведского королевства и на «пажитях» Интернета, не прошёл даром. Теперь Владимир Мякинин, – а именно так зовут нашего пенсионера-общественника, – почти доподлинно знал имена и фамилии тех мужиков, что канули в лету, прихватив с собою и сундук с полковой казной. Нильс Бекман, Бьорн Эклунд… – эти шведские имена и фамилии, отмеченные в рапорте Крониорта, звучали в его сознании, заученные как стихи. А, толку? Более в анналах истории они не появлялись и никоим образом о себе не напомнили. Были… – и нету! Правда, в его хламе нашлась фотография «дачи Бекмана»… Да тот ли самый, другой ли… – поди, узнай теперь!
Владимир взглянул на ручные часы, лежавшие перед монитором компá, – до заседания общества краеведов в библиотеке имени Михаила Зощенко, где он сегодня читает доклад о «деревянном» Сестрорецке, оставалось добрых два часа, – потянулся, приятно выгнув спину и… «а что ежели ещё разок прошерстить Сестрорецк петровской эпохи?» – Эта мысль снова всплыла из мутных глубин разума, закачавшись поплавком и создавая круги на поверхности утомлённого сознания.
Он машинально перелистал стопку бумаги, проверил… – все слайды были на месте, включая и «дачу Бекмана», давно разобранную на дрова, – и набросал план действий. Сегодня же, после доклада, снова окунётся в петровскую эпоху, а завтра… – нет, надо же поставить, наконец, жирную точку в этом нашумевшем деле о даче Бекмана и более к нему уже не возвращаться!
После доклада, – он выступал уже в самом конце заседания общества краеведов, – Мякинин шёл неторопливо к себе, на Гагаринскую, вдоль водосливного канала и… – «а что, собственно, тянуть до завтра, схожу-ка, полюбуюсь на Бекманово пепелище» – и поворотил к пустырю, где красовалась некогда резная деревянная дача действительного статского советника, отставного майора Николая Петровича Бекмана.
Помнится, дачка эта, много лет пустовавшая, была «под охраной государства» как памятник эпохи модерн… пока её не растащили по брёвнышкам «краеведы» – на дрова. Даже в суд хотели подать на застройщика, чуть было не застолбившего освободившееся место. Развалюху удалось отстоять «с целью реставрации».
Ну вот, дошёл… покрутился по развалинам, – что тут найдёшь?! – и, довольный осознанием выполненного дела (запланированного, кстати, на завтра), поворотил, было, к дому. Однако, поразмыслив, задержался у погреба… – за отпертой дверью виднелись ступеньки лестницы, ведущей вниз, – и… – «а! – была не была!» – и осторожно сделал первый шаг…
Какой-то неуютный скрип ступеней, – «а надо ли сюда лезть-то было?» – едва заметные голубоватые блики светодиодного фонарика на стенах погреба, – «ну, раз уж полез, не возвращаться же с полпути…» – не слишком-то располагали к размышлениям о былом, – «отметиться да и с плеч долой!» Ступил на земляной пол, – прогнившие доски настила кое-где ещё валялись, – быстрым росчерком фонарика осветил небольшое пространство погреба… – «ну, довольно!» – и повернулся к лестнице. «Нет, негоже так, – прихватить бы что-нибудь на память… – ну, хотя бы этот рулончик старых газет, – и вот теперь домой!»
Подойдя к дому, Мякинин не сразу вошёл в него, – надо было сперва отдышаться, привести все чувства в норму, а вот затем… Он тяжело опустился на скамейку под окнами, сработанную ещё дедом, оглядел массивный фундамент дома… – «этот ещё долго простоит…», – похлопал рукой по его каменным плитам, на одной из которых ещё не стёрся какой-то выдолбленный знак: трезубец, обращённый остриями вверх, чуть наискосок…