Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014. Вадим Месяц

      Дающие обещания

      хранят не молчанье, а золото.

      Ищут поляны щавеля,

      вступают в озера холода;

      Спешат в перепады, в полосы,

      под птичьим мельканьем прячутся;

      не спрашивают вполголоса,

      когда им судьба назначится.

      Для них больше нету времени

      царями быть, пилигримами,

      причислиться к роду-племени,

      остаться навек любимыми —

      Их радуют только мельницы,

      где тихо пшеница падает,

      за то, что вот-вот изменится

      все то, что сегодня радует.

      Зачем же ты, моя дальняя,

      фонарь на двери привесила?

      Свистеть в пустоту нахальнее

      и даже весело. Весело.

      Вы хотели голубя? – Вот голубь.

      Здесь не надо ни на грош уменья.

      Но младенец истину глаголет,

      если у него пеленки сменят.

      Знаю: вы попросите хоромы…

      Выполнять желания опасно…

      Мы еще как будто не знакомы,

      как зовут вас, покажите паспорт.

      Не попросите – теперь вам верю.

      Очень даже скромная фамилья.

      Припадайте не к глазку на двери —

      припадайте к рогу изобилья.

      Вы хотели счастия? – Вот счастье.

      Основное в этом хитром деле —

      жить, предполагая ежечасно,

      что все так идет, как вы хотели;

      выбирайте путь посередине

      старческого ль, детского рыданья…

      Все равно мы присно и отныне

      в этом странном месте без названья.

      Ты ли, Боже, бросил дрожжи

      в наши души бездорожья,

      в наши годы безвременья,

      размывающие возраст, —

      кто-то скажет: день был прожит,

      он – ступенечка старенья,

      только это будет ложью.

      Просто мы сжигали хворост

      и корявые поленья,

      изучая суть явленья,

      чтоб забыть его еще раз.

      На ветру газета ярко горит,

      развернешь – и не удержишь в руках.

      Как сыграли Лиссабон и Мадрид,

      не успеешь дочитать впопыхах.

      Керосинками чадят пикники,

      господа уходят в фанты играть.

      Тянут жребий боевые полки,

      за кого идти теперь умирать.

      Дворник медленную стружку метет,

      и на камешках железо искрит.

      В Божьем храме удивленный народ

      детским голосом с царем говорит.

      Ниткой бусинок он нижет слова,

      колыхая разноцветную ртуть:

      за венедами звенит татарва,

      за мордвою – белоглазая чудь.

      Мы оглохли от бессонных цикад,

      обнимая глупых девок во сне,

      по откосам ниспадает закат,

      застывает страшным комом на дне.

      Люди белые идут за стога,

      а выходят, будто тени темны.

      На ковре пылает след сапога.

      а на солнце – отпечаток луны.

      – Матушка, кто это?

      – Это шумит береза.

      К нам возвратились деревья сожженных гаремов,

      они выходят на берег со дна океана,

      несут тело султана.

      – Никогда не слушай шепота спящих,

      не проси пера у стрелы, просвистевшей мимо.

      Сестра ветряной мельницы и соломы,

      я тебе говорю.

      – Матушка, что это?

      – Это сжигают ведьму.

      К нам возвратились кремень и стальное железо,

      если бросить их в воду – они утонут,

      усопших тронут.

      Но знай, что ведьма всегда поднимется в небо,

      даже если укутает ноги рыбачьей сетью.

      Хозяйка трех пуговиц и папиросы,

      я так всегда говорю.

      – Матушка, где мы?

      – Должно быть, уже в Китае.

      И