Рассказы о войне. 1. Первый и последний бой дивизии СС Галичина. 2. Ликвидация танковой дивизии СС Мертвая Голова и другие. Геннадий Анатольевич Веретельников
ая армия продвинулась с одной стороны улицы на другую".
Общая боль. Кусочек, очень маленький кусочек общей боли, выразился в этом романе, состоящей из пяти рассказов о пяти родных братьях, пяти, из тридцати пяти миллионов наших граждан, призванных на военную службу за 4 года войны…
Рассказ первый. Часть первая. Илья
Битва под Москвой
Печать 6-й гвардейской стрелковой дивизии
25-го гвардейского стрелкового полка
/////////////////////////////////
Милая моя, родная моя Аннушка! Здравствуй!
Пишу тебе уже третье безответное письмо.
Почему молчишь? Не пишешь?
Все ли у нас там в порядке?
Спешу тебе сообщить, что нынче погода стоит отличная. Мороз градусов 30. Но ты не переживай, после того как мы погнали немца и увидели первых пленных фрицев, к нам пришла уверенность, что сама природа-матушка за нас! Ведь русским людям мороз-то нипочем, а немчура вся ходит-бегает обмороженная, про валенки они и не слыхали, их сапоги-перчатки-шапки из эрзац-кожи[1] на морозе превращаются почти в стекло и немчура не может толком затвор передернуть, который тоже часто клинит в их фашистских винтовках-автоматах.
А техника ихняя, танки да машины, достаются нам целыми стадами! Чтобы убежать от нас, им надо, хотя б завестись, а на таком морозе, да еще и с ветерком и снегом, у них заводятся только вши. Вот этого добра у них в большом количестве. Уже толком и не пойму, кого мы больше берем в плен: то ли фашистов, то ли их вошиков, потому как на каждого фашулю приходится пару десятков вшей.
5 декабря 1941 года под Москвой вся сила Красной Армии ударила под дых фашистам и погнала эту нечисть кто куда! Мы же гоним их в сторону Орла, но еще по Тульской земле. Немец закрепился на том берегу речки Оки. Недалеко от Мценска. Нашел, гад, такое место, что с нашей стороны берег ниже, чем с ихней на целых десять метров. Полили они склон водой, пока мы ждали подход основных сил (наш полк в погоне оторвался почти на 30 километров), вода замерзла, и подняться по склону нет теперь никакой возможности. Склон превратился в сплошной лёд! Да и обстреливают они сверху нас неприлично точно. За два дня уже полегло 27 человек.
Схоронили их тут же, возле окопов и штабного блиндажа[2]. Два офицера, сержант и двадцать четыре рядовых красноармейца. Один из них наш с тобой земляк. Из Фрунзе…
Политрука нашего ранили, Володю Долгих, сдружились мы с ним, будет теперь из госпиталя переживать за наше наступление…
Как там поживают мои любимые детишки, Надюша и Володька? Хоть между ними разница в 4 годика, но, наверное, Володька уже взрослый совсем.
Ты писала, что уже в школу пошел, в первый класс. Жаль, что не я его за руку вел в этот момент. Полгода на войне быстро пролетели… да, я уже вас всех не видел шесть месяцев. Скучаю сильно. Пока воюю, вроде, как и некогда скучать, а как наступило затишье, наши командиры все еще меркуют, как эту ледяную преграду взять, так и заскучал…, а когда тоска подступает к горлу, то спасение одно – это фотография наша, где мы вчетвером и позади нас Иссык-Куль. Красавец Иссык-Куль. Сколько смотрю на него – столько любуюсь. А горы! А какие красивые деревья позади моей красавицы жены и детей, Надюши и Вовы, которые разобрали каждый по своей-маминой ноге и смотрят исподлобья на фотографа, единственного фотографа в нашем Беловодском – дядю Сашу. Он настолько колоритный мужчина, что я даже себе представляю, как он пытается привлечь внимание моих малышей деревянной покрашенной зеленкой птичкой. На самом деле больше походящей на самолет со странным носом.
Этой фотографии аккурат скоро год будет, если доживу, на 1 мая фотографировались. Володе на ней семь годиков, Надюше три. Аннушке моей двадцать семь…
Семья. Родная моя семья, как я далеко от вас сейчас нахожусь. У вас там, небось, сейчас тепло! В Киргизии в это время года очень тепло, намного теплее, чем и сейчас в окопе под Москвой в декабре.
Ты знаешь, родная, 1941 год удивил своими холодами даже моих однополчан-сибиряков, как говорит один из них, моих боевых товарищей, Егор, которого мы прозвали «Дровосеком», сибиряк – это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается.
Перед наступлением нас всех хорошо одели, выдали и белые валенки-катанки, и белые полушубки, и многое – многое другое, чего не было с самого начала войны.
А повидать мне пришлось немало. После окончания сержантской школы меня зачислили в 6-ю гвардейскую стрелковую дивизию[3], где и назначили командиром отделения.
Рассказываю своим товарищам по оружию о семейном деле нашем, – пчеловодстве.
Отец уже стар годами, знаю, что на фронт рвется, но по возрасту не берут его.
Город, родная, где родился я как солдат, и родилась моя дивизия, откуда пошел мой путь боевой, зовется Ельня.
Смоленская область всегда была на пути врагов России…
…Какое-то беспокойство в душе, думаю о братьях своих. Где-то рядом они,
Эрзац-кожа, – это кожаный заменитель.
Блиндаж – укрытие в земле, незаметное снаружи, со стенами и крышей из бревен или бетона, использовать начали со времени Крымской войны при обороне Севастополя 1854–1855 годов. Как правило, для штабов и госпиталей.
6-я Гвардейская стрелковая дивизия. Преобразована из 120-й стрелковой дивизии 26.09.41 г. Передана под прямое управление Ставки Верховного Главнокомандующего. Новая нумерация частям дивизии присвоена 14.03.42 г. Надеюсь, что мои три родных брата воюют, и не ранил, и не убил их фашист. Четвертый наш, Данилка, еще не достиг совершеннолетия, потому остался дома, поклон ему фронтовой, помню, как побег на фронт учинил, как сняли с поезда и вернули. Все были уверены, что и без него война скоро закончится, не пройдет и месяца. Месяц плавно растянулся на полгода и конца этой войне пока не видно даже из моего окопа.