Миллениалы. В. В. Радаев
, каковы их мотивы. Я видел, что даже лучшие из них как-то мечутся и не могут определиться со своим будущим (а следовательно, и с настоящим), не в состоянии понять, чего они сами хотят. И рациональные, как мне тогда казалось, объяснения им уже не помогают.
С предыдущим молодым поколением студентов, а затем сотрудников разница в возрасте у меня тоже была немаленькая, но ощущения разрыва не возникало. Они были намного моложе, но не были Другими. А новое поколение воспринималось как Другое, не хорошее или плохое, а именно как Другое, не вполне понятное. Чувствовалось, что оно сильно отличается не только от моего более старшего поколения, но и от своих ближайших предшественников. Кто-то скажет, что просто выросла возрастная дистанция. Может, и так. Но интуиция подсказывала, что здесь может скрываться нечто большее. И это нечто связано не только с повальным распространением Интернета и все более совершенных гаджетов.
Столкнувшись с этим общим непониманием, я начал обращать внимание и на какие-то более частные вещи, которые с трудом поддавались объяснению. Например, я с удивлением замечал, что многие окружающие меня молодые люди не пьют алкоголь или пьют его в смехотворных, по нашим меркам, дозах (если вспомнить наши молодые годы). Поскольку чуть ранее я начал заниматься этой темой и понимал, что алкоголь – это не обычный товар наряду с йогуртами и майонезами, я обратился к количественным данным. Они подтвердили, что самое молодое взрослое поколение в России все чаще отказывается от потребления алкоголя, причем не только от традиционной водки и самогона, замещая их менее крепкими напитками (пивом, вином или слабоалкогольными коктейлями), а от алкоголя в целом. Здесь возник явный парадокс. Дело в том, что 2000-е годы в России были максимально благоприятными для увеличения потребления алкоголя – устойчиво росли реальные доходы населения, алкоголь в относительных ценах становился все более дешевым, выросло качество алкогольной продукции (особенно это касалось качества пива после революции в пивоваренной индустрии в конце 1990-х годов), уменьшилось количество низкопробных подделок, существенно расширился ассортимент продукции. Иными словами, пей – не хочу. Весь исторический опыт самых разных стран говорит о том, что именно в такие периоды, с ростом доходов населения и доступности качественного продукта, потребление алкоголя должно возрастать. А молодежь, вступившая в годы взросления именно в 2000-е годы, наоборот, начала отказываться от пития или, по крайней мере, его сокращать. Причем произошло это до наступления последних экономических кризисов и активного разворачивания новой антиалкогольной реформы. Что же тогда случилось?
К этому добавлялись все новые и новые частные наблюдения. И в какой-то момент возникло нарастающее более общее ощущение социального перелома, ощущение того, что мы, ошарашенные бурными 1990-ми и убаюканные относительным благополучием 2000-х, видимо, пропустили какие-то важные социальные сдвиги, которые произошли именно в 2000-е и были связаны с приходом нового поколения. Признаемся, мы во многом зациклены на громких политических событиях и экономических реформах. А молодое поколение (миллениалы) входило во взрослую жизнь в 2000-е годы, когда не было ни того ни другого, время было относительно стабильное и спокойное. И вообще это был самый (некоторые скажут «единственный») комфортный период во всей новейшей истории России.
Желание разобраться подтолкнуло, с одной стороны, к ранее проведенным исследованиям, которые только подтверждали возникшие интуиции, а с другой стороны, к количественным данным. Благо под рукой была прекрасная база данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ с множеством переменных, отслеживаемых почти за четверть века. В этих условиях тем более не хотелось ограничиваться общими рассуждениями. Хотелось проверить, действительно ли миллениалы значимо отличаются от своих предшественников. И если отличаются, то где они ускоряют ранее возникшие тенденции, а где находятся в точках перелома этих тенденций.
Словом, меня заинтересовала не молодежь сама по себе, а именно нынешняя молодежь, точнее, молодые взрослые, или те, кого сегодня принято называть миллениалами[1]. Они родились в период начиная с первой половины 1980-х до конца 1990-х годов, и к началу 2018 г. им было примерно от 18 до 35 лет.
Впрочем, начиная книгу о молодом поколении, я должен оговориться, что меня все же интересуют не поколения как таковые. Цель данного исследования – не в том, чтобы «правильно» их выделить и построить стандартный социологический портрет. Скорее, я убежден в том, что правильно поставленный вопрос о молодежи (не просто как о возрастной группе, а об условиях взросления) немедленно становится вопросом о новых трендах и характере социальных изменений в целом. Анализ межпоколенческой динамики, которому посвящена эта книга, – лишь один из удобных инструментов для изучения этих изменений. Инструмент, который приобрел особую значимость именно сейчас…
Понятно, что разделение поколений связано с немалыми условностями и ограничениями, и использование подобных категорий вызывало и будет вызывать немало сомнений и справедливой критики. Операциональное выражение категории «поколение» и в самом деле весьма проблемно. Но, как метко заметил в свое время
Популярность термина «миллениалы», по данным Google trends, начала возрастать в России с середины 2016 г.