Этот жестокий замысел. Эмили Сувада
и щелчков. Они становятся умнее с каждым новым поколением.
Как будто учатся говорить.
– Расслабь ноги. Смотри на меня, – медленно кружа вокруг меня, говорит Леобен.
Я отвожу взгляд от стаи и стараюсь не так сильно давить на пятки. Мои кулаки подняты, волосы на плечах спутались. Мы в чаще леса, трава вокруг втоптана в землю. Во рту кровь, на коже грязные разводы, а на каждом сантиметре моего тела расцветают синяки.
– Не теряй бдительности, кальмар.
Я напрягаюсь.
– Ты только что назвал меня кальмаром?
Почти незаметная улыбка появляется на губах Леобена, отчего у меня все сжимается в животе. Он снова готовится напасть – я вижу это по его глазам. Парень безоружен и, уверена, не причинит мне вреда. Но Леобен все-таки тайный агент. Стержень мастерски тренируемого с детства оружия «Картакса». Каждое его движение отточено и смертоносно, а гибкие мышцы напрягаются под татуированной кожей рук. Его улыбка превращается в оскал, он наклоняет голову, а затем отталкивается и устремляется вперед в почти невидимом движении.
Нет времени на размышления. Я отпрыгиваю в сторону, чтобы уклониться от кулака, летящего в ребра, но тут другая его рука оказывается на моем горле. Я вскидываю колено, а затем посылаю локоть навстречу его челюсти и отступаю назад. Вот только он уже успел подставить туда ногу.
И хватает лишь легкого толчка, чтобы я потеряла равновесие. Но, несмотря на то что он отправляет меня в полет, я не могу не восхищаться его грациозностью. Его пальцы сжимают мою шею, направляя мое падение. Я лечу вперед спиной и ударяюсь о землю с такой силой, что из легких выбивает весь воздух.
Потирая челюсть, Леобен отступает назад, а я хриплю и сворачиваюсь калачиком на земле.
– Хорошо, – кивая, говорит он.
Я перекатываюсь на колени и пытаюсь отдышаться.
– Хорошо? Да я едва тебя коснулась.
Он наклоняется и помогает мне подняться.
– Ты делаешь успехи, но тебе нужно стать более агрессивной. Ты должна пытаться повалить меня.
Я встаю на ватных ногах, пытаясь разогнать серебристые блики перед глазами. Мы тренируемся уже несколько дней, и каждый раз кажется, словно в меня врезалась машина, но все же Леобен прав – прогресс есть. Реакция ускоряется, чувства обостряются, а на плечах и предплечьях появились намеки на мышцы. Я никогда не ощущала себя такой беспомощной, как во время тренировок с Леобеном, но почему-то только в эти моменты я уверена в том, что контролирую ситуацию.
– Ты в порядке? – глядя на меня, спрашивает Леобен. – Выглядишь не очень хорошо.
Покачиваясь, я тру глаза.
– Да, я в порядке.
Он качает головой, и на синих полосах под его ресницами поблескивает умирающий свет заката.
– Из тебя никудышный лжец. Пойдем. Скоро Коул вернется с обхода. Нам придется прерваться на ночь, или он надерет мне задницу за то, что я тебя избил.
– Я отключила код, влияющий на его защитный инстинкт.
– Знаю, – говорит Леобен. – Но он все равно надерет мне задницу.
Он обнимает меня за плечи и провожает в наш импровизированный лагерь. Мы припарковали джипы на вытоптанной поляне и растянули между ними камуфляжный брезент. Машины окружают высокие большие деревья с покрытыми мхом стволами, у подножия которых раскинулись папоротники. Мы уже неделю прячемся в чаще леса в часе ходьбы от лаборатории «Проекта Заратустра». В первую ночь, после того как я взорвала генкиты, мы разбили лагерь на парковке, но туда прибыл отряд «Картакса», и нам пришлось бежать. Никому из нас не хотелось оставаться рядом с тюрьмой, в которой мы провели детство, но наши раны не позволяли нам отправиться в путь, да и идти было некуда.
Так что мы остались здесь, отдыхали и лечились, ели сухпайки и спали в джипах. В лаборатории все еще торчали солдаты, и, наверное, не стоило оставаться в такой близости от них, но «Черные купола» на джипах скрывали наше местонахождение. Кроме того, эта стая голубей с каждым днем становилась все больше, их крики разрезали воздух, а мерцающее оперение обеспечивало прикрытие, позволявшее скрыться от любопытных дронов.
Леобен распахивает задние двери джипа и вытаскивает две металлические колбы.
– Я серьезно. Тебе надо отдохнуть. Ты выглядишь не очень хорошо, кальмар.
– Перестань называть меня кальмаром, – говорю я.
Он бросает мне одну из колб.
– У тебя столько правил. Я не могу называть тебя кальмаром или картошкой. Ты моя сестра, и у тебя должно быть прозвище.
– У Коула нет прозвища.
Он закатывает глаза:
– Это потому, что его имя Коул.
Я открываю крышку и делаю глоток воды, а затем поласкаю рот, чтобы смыть кровь, и сплевываю в траву.
– А почему «кальмар»?
– Они умеют менять собственные гены так же, как ты. Головоногие. Я читал об этом.
– Ого. – Я делаю еще один глоток, отчего приходится бороться