Дом на краю света. Майкл Каннингем

      – Нет, он, в общем-то, ничего, – продолжал Джонатан, – только немного вяловатый. Мам, хочешь я тебе поставлю настоящую музыку?

      – Мне кажется, эта тоже настоящая, – сказала я.

      Джонатан взглянул на Бобби, на лице которого застыла настороженная улыбка.

      – Ну это тебе так кажется, – сказал Джонатан.

      Он поднялся и снял иглу с пластинки посередине песни. Потом вытащил другую из коллекции, размещенной на специальных оранжевых пластиковых полочках, тянущихся вдоль стены.

      – Джимми Хендрикс, – объявил он. – Величайший гитарист мира. Он уже умер.

      – Джон, – сказал Бобби.

      – Тебе понравится, мама. Я только прибавлю звук. Джимми надо ставить на полную громкость.

      – Джон, – сказал Бобби, – по-моему…

      Джонатан опустил иглу на винил, и комната буквально взорвалась от рева электрогитар. Они орали и завывали, как раненые звери. Потом началась тема ударных – ввинчивающийся грохот, отдающийся в позвоночнике. В какой-то момент мне показалось, что у меня разметались волосы.

      – Хорош, да? – заорал Джонатан. – Лучше Джимми никого не было.

      Это была настоящая буря. Наши глаза встретились. У Джонатана пылали щеки, блестели глаза. Я понимала, чего он хочет: чтобы эта ударная звуковая волна выбросила меня из комнаты и заставила послушно потопать вниз, к пылесосу и недомытой посуде.

      – “You know you’re a cute little heartbreaker”[14], – хрипел мужской голос из динамика.

      – Джимми – это да! – прокричал Джонатан. – Это тебе не старикан Ван.

      Я поняла, что нужно сделать, – встала и сказала:

      – Бобби, давай потанцуем.

      Бобби не заставил себя ждать. Мы начали танцевать. В этой музыке было даже что-то захватывающее, только нельзя было останавливаться. Наверное, похожие ощущения испытывает воробей, угодивший в воздушную вытяжку, – сумасшедший напор, ужас и одновременно предчувствие освобождения. Эта музыка провоцировала на драку, крик, выяснение отношений. Руки словно сами собой взлетали в воздух.

      Уголком глаза я следила за Джонатаном: он был явно раздосадован. Его мать не спасовала перед этой музыкой. И вновь я увидела в подростке, почти мужчине, маленького мальчика: выражение его лица невольно напомнило мне те времена, когда не срабатывали его каверзные шашечные ходы или никто не попадался на его первоапрельские розыгрыши. Еще немного, и я бы ущипнула его за щеку.

      Он тоже начал танцевать. А что еще ему оставалось? Вдруг в этой небольшой комнатке сделалось так же тесно, как на переполненной Таймс-сквер, и меня охватило знакомое ощущение значительности происходящего. Джимми Хендрикс исполнял “Foxy Lady”[15], и меня поразило, насколько это название соответствует моменту. Да, я и есть эта самая “леди-лиса”, которую не так-то легко захватить врасплох и заставить смириться с ролью толстеющей домохозяйки.