.
лишь о том, чтобы как-то скрыть случившееся. Поэтому к телу не были допущены врачи, не было медицинского заключения, в некрологе таинственно сообщалось о «неожиданной кончине в ночь на 9-е ноября». Не разрешили даже набальзамировать тело до дня похорон; в дом никого не пускали.
Письмо И. В. Сталина дочери
Антипатия, страх, ненависть к фигуре отца были столь сильны в тот год, что немедленно распространился слух об убийстве.
Это казалось многим более правдоподобным, чем самоубийство молодой здоровой женщины, на стороне которой была общая симпатия. Мне приходилось не раз слышать разнообразные версии убийства самые противоречивые, но сводившиеся к одному: что оно было совершено руками отца.
Между тем, по словам моих теток (маминой сестры Анны Реденс и жены ее брата Евгении Аллилуевой), отец был потрясен больше всех, потому что вполне понял, что это был вызов и протест против него70.
Долгое время сведения о личной жизни Сталина оставались «большим секретом» для широкой публики. Даже в годы перестройки, несмотря на провозглашенную гласность, не увидела свет его переписка ни с матерью, ни с женой. Эти письма были опубликованы лишь в 1993 году. Переписка генсека с женой свидетельствует о непростых отношениях. Ссоры между супругами то затухали, то разгорались с новой силой. Поводы были самые разные. В конце августа 1929 года Сталин пишет жене, уехавшей из Сочи в Москву: «Оказывается, мое первое письмо (утерянное) получила в Кремле твоя мать. До чего надо быть глупой, чтобы получать и вскрывать чужие письма».
Что же касается документально подтвержденной информации о связи Сталина с Лидией Перепрыгиной, то она попала на страницы массовых изданий еще позже. Правда, первым об этой истории поведал советским читателям сын известного революционера А. В. Антонов-Овсеенко в книге «Сталин без маски» (М., 1990). «Документы по этому делу, – писал он, – зачитал на заседании Политбюро… Серов».
Однако никакими документальными свидетельствами автор не располагал. Он ссылался на слова члена Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС в 1956–1962 годах О. Г. Шатуновской (1901–1990). Заметим, что воспоминания самой Шатуновской увидели свет только в 2001 году. Впрочем, в них говорилось, что никаких документов КПК после отправки на пенсию у нее не хранилось. «Но я же, конечно, ничего не взяла из ЦК, из этих материалов, – рассказывала Шатуновская. – Этого же достаточно было, чтобы опять сесть, аяи так просидела семнадцать лет»71.
Документ, проливающий свет на события в Курейке, был частично введен в научный оборот сотрудником Института российской истории РАН Б. С. Илизаровым в 2000 году. Это записка председателя КГБ при СМ СССР И. А. Серова, адресованная «секретарю ЦК КПСС Хрущёву Н.С.» и датированная 4 июня 1956 года. Хранится она в личном фонде И. В. Сталина в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).
В ней, в частности, говорится: «Как установлено нашими сотрудниками из беседы с работниками Красноярского архивного отдела, за последние пятнадцать лет туда часто приезжали работники из Москвы и забирали