Алька. Мира Соль

      Тонкие осенние сапожки на мягком белом снегу. Я долго стою у ее машины. Что смотреть, нужно идти. Серебристая «Мазда» провожает прощальным бликом капота.

      Сегодня солнечно. Первый день нового года встречает ясным небом. Жаль, что оно меня не радует. Старший держится за ручку коляски, младший дремлет. Засыпай, любимый, нам еще долго гулять.

      Бетонные дорожки, безучастные к чужим переживаниям встречают мрачной прохладой. Наши следы на них сегодня первые. Куда я иду? В парк, на детскую площадку. Держусь до последнего.

      Наше теплое, уютное гнездышко…. А что там? Любимый, родной человек, который меня ненавидит. Только потому, что я есть. Больно быть обузой тому, кто принял твою клятву перед Богом любить вечно.

      Родители его воспитали очень хорошо. Одна жизнь – один брак. Вдолбили в подкорку так, что уже не извести. Про любовниц не говорили нечего. Да то и не их вина. Имперское воспитание все-таки.

      Утро первого января проложило дорогу блаженного сна в грубую унылую реальность трелью мобильного.

      –С Новым годом!!! С новым счастьем! Вы там что, спите?!

      Да, друг, спим. У нас двое детей, и отчего-то Новый год встречать не хочется. Да и денег не особо.

      –И тебя так же. Зайдешь? Ага, ждем.

      6.30 утра.

      Олег с Ирочкой, хмельные, веселые, с хохотом и шутками вваливаются в квартиру. Друг детства как всегда в унылом таежном свитере, она – в белом, облегающем аппетитные формы платье. Кусаю губы. Куда мне до неё?

      Малышу только месяц от роду, ни времени на занятия собой, ни сил. Одним маникюром , второпях наложенным на опухшее от усталости лицо макияжем и дежурной улыбкой Её не переплюнешь. Не хватает во мне той живости, беззаботности, огонька в давно потухших от забот глазах.

      Да, тяжело, когда детки – погодки. Цветы буйно разрастающейся жизни на земле, щедро сдобренной материнской любовью. И кровью с костями.

      Не замечая, отдаешь все, что только возможно, вычерпывая свой колодец досуха, до последней капли живительной влаги. И вот – ты пуста, бесполезна, треснувший блеклый сосуд, который вскорости снова засияет яркими красками, а пока… . Пока даже взглядом цеплять противно.

      Вот такая я сейчас. Раздавленная, ошарашенная предательским ударом в спину. Исподтишка. От человека, который был обязан беречь хрупкое беззащитное счастье. Был. Должен. Пустые слова. И внутри тоже пусто.

      –Алька, ты опять в своем балахоне, иди, оденься поприличнее, – муж, явно стесняясь и краснея перед старой школьной любовью, грубо выталкивает меня в спальню.

      Я даже не успела повернуться, как перед носом захлопнулась дверь в коридор. Быстрый низкий говор мужчин и Её веселый переливчатый смех. Словно весенний ручеек по гальке.

      Тирлим, тирлим…

      Мокрый, скользкий черный ком тяжелым камнем ложится на грудь, разрастаясь и выдавливая слезы. Глубокий вдох. Не сейчас. Плакать – потом, не время.

      Малыш сладко дремлет в своей кроватке. Утренний сон – он важный самый. Разбужу еще, чего доброго. Любимый моих истерик не переваривает. Еще один вдох. Кажется, проходит.

      При свете ночника нервно шарю по своему скромному гардеробу. Черное, синее, серое…. Ни одной яркой красивой тряпки. Наверное, в депрессии я нахожусь очень давно.

      Закрываю глаза, как же я когда-то обожала лотереи. Не глядя, хватаю рукой то, что понравилось на ощупь больше всего. Черное платье из легкого шифона.

      Еле сдерживаю нервный смешок. Да, дорогой, черное и белое. Выбирай, на чьей ты стороне. Быстро переодеваюсь, критически оглядываю себя в зеркале. Когда-то купленный по случаю наряд открывает все недостатки фигуры, переиначивая и без того неприметную внешность на свой манер. Измятое лицо, на котором не к месту пришлась декоративная косметика, становится еще мрачнее. Пухлые расплывшиеся руки, бесформенный зад, толстые слегка кривоватые ноги. Королевишна. Ладно уж.

      Еще месяц перетерпеть. Скоро маленький будет спокойно спать по ночам, и я займусь собой вплотную. Нельзя так жить.

      Гости в зале. Любимый наспех собрал постель с дивана, придвинул большой стол.

      –Аль, принеси нам что-нибудь к коньяку,– жадно поедая глазами Ирочку, тараторит он. – Закусить даже нечем.

      Блин, думала обойдемся чаем. Термопот мигал зеленым огоньком готовности кипятка. Ладно, так будет лучше. Холодильник радостно подсветил внутренности. Ну, хоть ты, ледяной друг, в этом доме ещё радуешься. С обидой пнула оббитую пластиком белоснежную стенку ни в чем не повинного агрегата. Глухой звук удара. На секунду зажмуриваюсь, закусывая губы и еле сдерживая крик. Больно. Отвлечься. Ненадолго.