Стихи. Александр Строганов

      Уже зелень испорчена. Близорукость.

      Каин в глазах. Уже вытравлен круг,

      Разбередивший площадную глупость,

      Не пощадив голубей и старух.

      Влажные слепки пространства, бумаги

      Без судей к ногам приговорены.

      Отрезвленные нашатырем бедолаги

      В них похоронные видят цветы.

      Уже не услышать ругань фонарщика.

      Без ласки остыла стеклянная плоть.

      И будто сам грешник над площадью в наволочке.

      Уже вышел табак и бессильна щепоть.

      Без благословения пустой табакерке

      Уже не до музыки. Город пропал.

      Лишь по старинке, как на поверку,

      Из коконов к окнам сзывает квартал.

      Гражданам июля

      Так случается, город постигнет жара,

      Полдень воблой хрустко доходит под пеклом.

      Капля соли искрится на проводах.

      Час седой и колючий, как пригоршни пепла.

      В этот час, расходясь, подгоревший белок

      Загоняет в подвалы все тучи и тени.

      Упирается палец в помертвевший висок,

      И листва задыхается, празднуя лень.

      Безголосый базар, его птицы мертвы.

      Не смыкает свои воспаленные веки

      Над трудами бритоголовой братвы,

      Что терзаема искусом крови вовеки,

      И чудачеств не счесть при такой духоте —

      Сцены ревности, бег, суета объяснений,

      Сток пощечины. Клокотание в котле

      Не унять. И, как раки, краснеют колени.

      ***

      Сам воздух растерзан, что фраза заики,

      Где ветер, как хохот, ресницы смыкает,

      Где страшно, а спины слепые безлики,

      И псы сиплый лай вместе с пылью лакают.

      Там шорох шнуром пол ногами резвится,

      Где, враз оборвав телеграфные вены,

      Сам воздух, дрожащий, как самоубийца,

      Трется щетиной о серые стены…

      ***

      Лето – душная картонная коробка.

      Бродит с ней язычник в пестрых странах.

      Пахнет рыбой плащ его короткий.

      Ядовитый зуб в худом кармане.

      Блуд в харчевнях, где он спит и курит,

      А в гекзаметре шагов его одышка.

      И слепой ему дороги не уступит.

      И когда умрет – мы не услышим.

      О. Матфею

      Назваться Матфеем и носить безмерную душистую рубаху,

      И полагать, что можно остановить время подобранным где-то прутом,

      И при встрече с умершим улыбаться, не испытывая страха,

      И сотворение лета именовать своим ремеслом,

      И рассказывать всем, как правильно изобразить мелодию,

      И в трамвайном треске души не чаять,

      И грозить премилым девицам пальцем навроде

      Доброго наставника, их спутников не замечая,

      И подолгу болтать о чем-то с дворовой собакой,

      И подолгy стоять на вокзале молча,

      И не уметь смеяться, и не уметь плакать.

      Но слышать, как переговариваются летчики,

      И знать, какие сегодня на базаре цены,

      И не различать птиц, всех называя птахами,

      И, укладываясь, засыпать мгновенно,

      Не снимая безмерной душистой рубахи.

      ***

      Облаков ли не уберегли?

      Или были белыми дни?

      Волей невидимого ли весла

      Высь с одуванчика смерть унесла?

      Седобородая морда ль быка?

      Олух пролил ли ведро молока?

      Или постели постланы были

      С вечера, да любить позабыли?

      Или любили, но рано ушли?

      Или ключей под ковром не нашли?

      Выкупаны ли в муке воробьи?

      Или оставлен след от ладьи?

      Или дурили, да в перья попали?

      Или глаза от застолий устали?

      Или лето Лете сродни?

      Или были белыми дни?

      ***

      Так металлическая грамота оград

      Выдерживает поцелуи детских щек,

      Так терпят станции те слезы наугад,

      Что