Русские поэты XX века: учебное пособие. Отсутствует
ророческие строки:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог.
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово это – Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
А. Блок дважды за короткий срок успел глубоко разочароваться в русских революциях 1917 года – сначала февральской, а затем и октябрьской. Встретив их взрывом энтузиазма: «…переделать все. чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, веселой, чистой и прекрасной», написав на этой волне знаменитые «Двенадцать» (1918), он затем замолчал почти на три года, создав перед смертью поэтическое завещание – «Пушкинскому дому» (1921):
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Как и его любимый Пушкин, Блок в сорокалетнем возрасте умер от «недостатка воздуха» в том же августе 1921 года.
Знаменательно, что почти одновременно, менее чем за год, ушли из жизни выдающиеся таланты: символист Блок, акмеист Гумилёв, футурист В. Хлебников, скончавшийся в июне 1922 года в роковом для русских поэтов 37-летнем возрасте.
Что ожидало оставшихся?
Четверть века спустя английский писатель Дж. Оруэлл опубликовал книгу «1984». В ней содержится подробный анализ анатомии и физиологии тоталитарного общества. По мнению писателя, его непременным, обязательным спутником является новояз (новый язык), лексика которого «была сконструирована так, чтобы точно, а зачастую и весьма тонко выразить любое дозволенное значение, нужное члену партии, а кроме того, отсечь все остальные значения, равно как и возможности прийти к ним окольными путями. Это достигалось изобретением новых слов, но в основном исключением слов нежелательных и очищением оставшихся от неортодоксальных значений – по возможности от всех побочных значений. Приведем только один пример. Слово «свободный» в новоязе осталось, но его можно было использовать лишь в таких высказываниях, как «свободные сапоги», «туалет свободен». Оно не употреблялось в старом значении «политически свободный», «интеллектуально свободный», поскольку свобода мысли и политическая свобода не существовали даже как понятия, а следовательно не требовали обозначений. Помимо отмены неортодоксальных смыслов, сокращение словаря рассматривалось как самоцель, и все слова, без которых можно обойтись, подлежали изъятию. Новояз был призван не расширить, а сузить горизонты мысли…».
Мертвые слова, как их называл Гумилёв, начали свою агрессию в самом начале двадцатых годов. Произнесенные или написанные без участия ума и сердца говорящего или пишущего, взятые напрокат, готовые стереотипы, словесные штампы о классовой непримиримости, коллективизме, оптимизме и т. п., они осуществляли скрытую цель истребления свободной мысли, социальной справедливости, малейшей оппозиционности. Новояз производил в сознании человека необратимые изменения, разрушая способность к фантазии, к воображению, к эмоциональному дифференцированному восприятию неортодоксальных понятий.
Язык персонажей М. Булгакова, Е. Замятина, М. Зощенко, А. Платонова, Ильфа и Петрова сохранил образцы зарождавшегося русского новояза в речи Эллочки Людоедки из «Двенадцати стульев»,
Копенкина из «Чевенгура», Шарикова и Швондера из «Собачьего сердца», в речи персонажей Зощенко, Замятина и других писателей.
Тяжелее всего приходилось поэтам. Поэтическое слово немыслимо вне полета фантазии, интуиции, метафоры. Оно никак не хотело укладываться в жесткие рамки новояза. Случайно ли, что именно против поэтов, в первую очередь, оказались направлены самые разнообразные методы устранения и устрашения инакомыслящих?
В 1924 году в партийном документе от 9 мая специальной строчки была впервые «удостоена» А. Ахматова – «не расстреливать, но не печатать». Тем временем с поэтами стало происходить неладное: в 1925 году последовало самоубийство С. Есенина, в 1930 – В. Маяковского, в 1941 – М. Цветаевой, в 1945 при таинственных обстоятельствах погиб Д. Кедрин. В ГУЛАГе исчезли Н. Клюев и О. Мандельштам, в разное время и в разные сроки там «отметились» Н. Заболоцкий, Я. Смеляков, Д. Андреев, О. Берггольц и др.
В середине двадцатых годов, освободившись от борьбы за «военный коммунизм», закончив гражданскую войну, Коммунистическая партия вплотную занялась идеологией. В 1925 году было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» – начала реализовываться мысль В. Ленина: «Литература должна стать частью общепролетарского дела, колесиком и винтиком одного, единого социал-демократического механизма». «Тот, кто сегодня поет не с нами, тот – против нас», – таким стал лозунг эпохи. О чем и как нужно было петь, догадаться нетрудно. Преобладающими сферами изображения жизни рекомендовались политика, охрана и производство. Главным критерием оценки литературного произведения – выполнение руководящих указаний партии и правительства. С каждым годом