Стрелок. Путь на Балканы. Иван Оченков
вытаращил глаза Хитров и попытался вырваться, но державшие его руки обладали поистине железной хваткой.
– Тихо ты, – продолжил Будищев и заломил руку так, что противник застонал и сразу же прекратил сопротивление. – А ротному доложу, что ты – извращенец! Понял?
– Это чего такое?
– Ну как, блин… а типа ты захотел, чтобы я с тобой содомским грехом занялся, понял?
– Тебе никто не поверит! Мое слово против твоего…
– Какие еще слова, ты забыл, что я тебе горло сломаю?
– Все одно не поверят!
– Может быть, только все равно запомнят. И «слава» эта к тебе навсегда прилипнет. Даже духи[8] будут пальцем тыкать – вон ефрейтор заднеприводный идет! Это, кстати, если ты просто не сдохнешь, потому как со сломанным горлом врачебной помощи можно и не дождаться.
Ефрейтор вдруг сообразил, что именно ему сказал этот непонятный новобранец, и отчаянно задергался, пытаясь освободиться, но его противник так завернул ему руку, что в глазах потемнело от боли, а из горла вырвался крик, больше похожий на стон. Тело мгновенно покрылось испариной, а только что бугрившиеся под сукном мундира мышцы обмякли, давая понять, что он сломлен.
– Что ты хочешь? – почти жалобным голосом прошептал испуганный Хитров.
– Служить спокойно хочу, чтобы всякие уроды вроде тебя не беспредельничали.
– Пусти, богом клянусь, не буду больше!
– Вот и ладушки. Кстати, если ты с остальными дедами решишь меня отметелить, то запомни, я потом тебя все равно достану!
Договорив, Дмитрий отпустил своего противника и легко вскочил на ноги. Затем протянул руку и помог подняться.
– Вставайте, тащь ефрейтор, а то простудитесь, – постарался обойтись без издевки в голосе Будищев и похлопал по форме, как бы помогая отряхнуться. – Мундир на вас опять же красивый.
– Ой, – застонал Хитров, – чуть руку не сломал, проклятый!
– Это пройдет. Ты ведь меня тоже сюда позвал не для того, чтобы пивом угостить. Ну, так мы договорились?
– Договорились, – хмуро отвечал старослужащий, – только по службе все одно спуску не дам!
– А вот это по-нашему! Кстати о мундире, нас когда обмундировывать будут, а то я как-то забодался в этих обносках ходить?
– Завтра в швальню поведут.
В казарму они зашли вдвоем, чем вызвали немалое удивление среди солдат. Необычно бледный ефрейтор, ни слова не говоря, прошел к своему месту и, не раздеваясь, рухнул на нары. Будищев же как ни в чем ни бывало стал осматривать помещение, очевидно, пытаясь найти себе место.
– Иди сюды, – махнул ему заросший окладистой бородой солдат. – Вот тут определяйся…
Спальное место, скажем прямо, было неказистым – двухэтажные дощатые, ничем не прикрытые нары. Ни подушки, ни матраса, ни одеяла на них не наблюдалось, как, впрочем, и в карантине. У прочих обитателей казармы особых излишеств тоже не было, если не считать таковыми тюфяки из рогожи, набитые сеном. Накрывались служивые вместо одеял шинелями, а под голову клали кто на что горазд.
– Да,