Имитируя визг. Маргарита Малинина
связанные с одноклассниками, затем – про фильм.
– Так что ты многое пропустила, – резюмировала я. – Особенно когда всякие придурки переодевались в Психа в маске и бегали по коридорам и туалетам, всех пугая. Я, когда открыла кабинку и увидела это пугало, чуть не… – Я взяла паузу, чтобы выбрать термин поделикатнее, но Пронина ответила за меня:
– Тебя спасло то, что было уже нечем!
Обе захохотали, как полоумные, и опомнились, только когда мне нужно было в институт. Мы подъехали к крыльцу, и Лида вышла вместе со мной. Углядев на моем лице выражение глубокой заинтересованности, она пояснила:
– Че я одна как чмо без образования сижу? Вот вытурит меня Пупсик, коли надоем, и куда я денусь в этом случае? На шею родителям? – Я слушала, затаив дыхание и разинув рот: Лида Пронина впервые за свои девятнадцать лет серьезно задумалась о будущем. Перемены в ней были не просто большими, они были разительными. – Пойду-ка погляжу расписание подготовительных курсов.
Я подвела ее к нужному стенду и на прощание задала один из своих любимых глупых вопросов:
– А ты вообще как? Ну, любишь его?
– Кого? – аккуратно подведенными очумелыми глазами вперилась в меня Семенова.
– Ну, Пупсика своего?
Реакцией на это был раскат хохота. Так мне и надо, хватит в романтику верить, пора уже подрасти.
Вики нигде не было, следовательно, и моей тетрадки тоже. И где же мне писать? Может, на парте?
Я заняла вторую парту на крайнем ряду, кивнув в знак приветствия впередисидящим девчонкам и получив от них ответный кивок, а через десять минут в аудитории нарисовался препод и прямо с порога возвестил название новой темы, ни тебе здрасьте, ни как поживаете.
Меня выручили все те же впередисидящие отзывчивые девчонки, вынув мне из блоков несколько листиков, которые к концу первой пары грозились неминуемо закончиться, ибо пишем мы много, а Вика все не шла и не шла.
Начался перерыв, половина аудитории унеслась по домам, не в силах выдерживать более полутора часов высшей математики, а половина от оставшейся половины выползла курить на крыльцо. Я насчитала десять по-прежнему сидящих человек и усмехнулась: в последнее время нас ходит все меньше.
От скуки я уставилась в одно из шести огромных, от самого потолка и до пола, незарешеченных окон. На улице совсем стемнело, можно было различить лишь ярко-желтые огни автомобилей, несущихся, словно угорелые, по отдаленно расположенному шоссе. Вдруг совсем рядом со стеклом мелькнула какая-то тень, одновременно пронеслось что-то белое на фоне этой тени и исчезло. Показалось?
От созерцания окна меня отвлекла хлопнувшая дверь. О чудо! Это на вторую пару заявилась Вика. Она была немного полной, притом сильно комплексовала по этому незначительному поводу, а волосы красила в цвет «красное дерево». Увидев меня, улыбнулась и бодро почапала к моей парте, заняв место рядом на лавочке.
– Бонжур! – Нет, Виктория не француженка, она просто до умопомрачения любит употреблять иностранные слова, чаще даже