Соколиный остров. Александр Владимирович Токарев
песок рядом со мной легла тень.
– Это вы поймали? – спросили за спиной.
Я оглянулся. Передо мной стояла коричневая девушка в узких трусиках-бикини с обнаженной маленькой грудью, такой же загорелой, как и ее ноги, выпуклый живот, руки, лицо младенца. Она улыбнулась, снисходительно позволяя осмотреть свое тело, и снова спросила с милой наивностью:
– Это вы поймали рыбу?
Сейчас можно с гордостью признаться, что тогда я стойко выдержал появление этого прелестного создания. Я сделал вид, что только и занимаюсь по утрам невинными объяснениями с полуголыми девушками.
– Нет, птичка, – произнес я довольно развязно. – Это она меня поймала, и теперь мы с ней неразлучны.
Фраза, конечно, глупая. Я, кажется, где-то уже ее слышал, но такие банальные вещи как раз и действуют на незакомплексованных шоколадных девушек.
Прелестное создание рассмеялось и, присев на корточки рядом с лещом, ткнуло в него пальчиком. При этом маленькие ее груди тряско качнулись. На них еще блестели капли воды. Это было слишком… А девчонка рассмеялась и, порывисто вскочив, побежала по песку к воде. За ней лениво следил такой же загорелый мускулистый парень, лежащий поодаль на разложенных лодочных сиденьях.
Я поднялся и пошел клеить лодку, проклиная этот пляж и русалок, которые шляются по утрам в голом виде, смущая простых рыболовов.
Вечером я взялся за приготовление рыбы холодного копчения. Вначале я сделал коптильню: вырыл в песчаном бугре короткую траншею, вставил в один ее конец отрезок широкой металлической трубы, найденный неподалеку, так, чтобы под трубой был проход для воздуха; потом закрыл траншею кусками ржавого железа и засыпал песком. Расширив траншею у входа, сделал что-то вроде топки. Все, коптильня готова. В трубу я намеревался поместить подсоленную рыбу, а в топке, как утверждает одна умная книга, надо поддерживать соответствующую температуру, сжигая там сырые ветви ольхи и ивняка.
Торжественно раскладываю в трубе рыбу на сетчатые противни, сделанные наскоро из проволоки, потом зажигаю в топке сухие щепки, подбрасывая ольховые ветви. Над моей коптильней задымился ароматный дымок. Заработала!
Коптильня действительно работала. Она поглощала огромное количество ветвей, и мне не пришлось за всю ночь спокойно просидеть больше получаса. Под утро я стал похож на шамана. В голове у меня почему-то вертелось загадочное слово «муталиб» – что-то среднее между словом «мутабор» из какого-то мультика и фамилией известного лидера Муталибова. Мне, не спавшему всю ночь, казалось, что это слово ниспослано какой-то участливой силой, дабы мои подсоленные подлещики благополучно превратились бы в копченых. Глаза мои слезились, а в горле першило от дыма, так как постоянно приходилось раздувать в топке тлеющие ветви.
На восходе солнца я попробовал первого подлещика. Он был сырым и совершенно не имел вкуса копченой рыбы. Его чешуя отливала едва заметной желтизной.
Разочарованный,