Идеальные люди. Николай Анатольевич Якуненков
полку глубокой морозильной камеры холодильника, провел испачканными кровью пальцами по пакетам с печенью и сердцем на нижней и быстро и с коротким грохотом закрыл его. Вернулся к столу и принялся прибираться.
Входная деревянная дверь с шумом распахнулась, тихо задребезжав от удара о стену, и в подсобное помещение вошел высокого роста завуч, в котором каждая деталь излучала впитавшуюся еще с молоком матери интеллигентность.
Вошедший раскрыл было рот, собираясь с ходу что-то сказать, но Нефис его опередил:
– Доброе утро, Горан. Любишь ты без стука проникать в чужие пенаты.
– А тебя что, Неф, смущает? – завуч щелкнул костяшками на своей левой руке. – Меня лично нисколько. А разве должно?
Нефис отложил в сторону пропитанную насквозь ало-бордовым цветом тряпку и повернулся к собеседнику. Ему явно был не душу тон вошедшего, и без разницы то, что тот формально является его начальником.
– Эти подсобные помещения закреплены за мной, находятся под моей ответственностью и, следовательно, я имею законное право устанавливать для их посещений свои порядки. Считаю, что минимум соответствие им будет являться хоть каплей вашей воспитанностью.
– Не тебе судить о моем воспитании, Неф, а также же то, что касается моего морального облика, – завуча такой тон сторожа нисколько не задел, он подчиненного знал не один год. – Я буду и впредь врываться сюда без стука в нарушение твоих, – как ты там сказал? – «порядков» пока ты будешь игнорировать главное правило твоего здесь местопребывания. Уже почти семь утра, так почему до сих пор не убрана грязь в коридорах первого этажа жилого и административного корпусов?
Последние слова были произнесены наиболее резко. Сторож спецшколы вдруг переменился в лице, выражение которого стало смиренно-виноватое, наглости, как и не бывало, теперь весь его вид говорил о том, что он совершил чудовищную промашку и полностью осознает собственную вину.
– Администрация уже в который раз за год обращала внимание на ваше неподобающее исполнение своих прямых обязанностей, – продолжал наступать завуч с безупречной кожей лица, которое обрамляли короткостриженые каштановые волосы с редкой проседью. – Вы стали или очень ленивым, или же очень безнадежно рассеянным, так как за последний месяц с небольшим вы трижды допустили подобное. Какое же вы получили предупреждение недавно от директора школы Хьюгарта?
Нефис с трудом оторвал глаза от лиловой плитки пола и тревожным взглядом посмотрел на Горана.
– Вы рассчитаете меня без права на выходное пособие и найдете на мое место кого-нибудь понадежнее…
– Именно, Нефис, именно так… Вы из-за своих косяков висите, можно сказать, на волоске. Но знаете что?..
– Что? – угрюмо, но с участием, спросил сторож, и слух его напрягся до максимума.
Высокий завуч придвинулся на пару шагов, склонил голову вперед и чуть ли на ухо шепотом произнес:
– Вами оставленную грязь видел всего лишь я один. Ко мне никто с жалобой из персонала не появлялся. И поэтому, – тут он медленно и степенно выпрямился. – У вас есть десять очень быстрых минут, чтобы исправить все ошибки. И только после всего этого я, наконец-то, смогу со спокойной совестью вспомнить о правиле стучаться, когда пытаешься проникнуть в чужое помещение. Ну что стоим, Нефис? Бегом!.. Живее! Живее, пока все спят!
Проговорив эти слова, Горан быстро развернулся на месте и покинул сумрачно освещенное помещение, а Нефис, шаркая по кафелю ногами, быстро вымыл руки в углу в раковине, выскочил в коридор, запер за собой дверь и спешной походкой последовал из здания для хозяйственных нужд в главный корпус спецшколы по коррекции поведения подростков.
– Марта! – в который раз позвал дочь Освальд Пин.
Снова тишина. Не выдерживая более такого хамства, направился на второй этаж к комнате дочери, тяжело ступая по бетонным ступенькам.
– Марта! Ты вообще реагировать на мои слова можешь?
Опять издевательское безмолвие.
Толчком руки Освальд распахнул дверь комнаты дочери, ступил было внутрь нее и вдруг от неожиданности застыл на месте. Его двенадцатилетняя Марта стояла на белом широком подоконнике в одних трусиках лицом на улицу. Услышав звук нетерпеливых шагов позади себя, девушка без стеснения повернулась к мужчине, с полным отсутствием какой-либо стыдливости явив тому свою крохотную обнаженную грудь с сильно выпирающими вперед сосками.
Освальд потупил вниз взгляд, но и не подумал, чтобы уйти:
– Ты что творишь, негодная!? Думаешь, меня твои закидоны остановят? Не на того напала! Сейчас маму позову – она тебя быстро упакует в какую-нибудь сносную одежду и выведет, хоть бы насильно, из дома. Мы будем собираться или мне мать кликнуть?
– А мне он нужен этот концлагерь? – грубые и наглые интонации подросткового голоса огласили накалившийся до пределов воздух. – Нам и здесь неплохо дышится, в туалете даже можется. Никуда я не поеду, дорогой фазер!
– Значит так? Хорошо, милое чадо, – Освальд подхватил первую попавшуюся в руки кофту и направился