Как осознать себя? Россия: вера, народ, судьба. Павел Дмитриев
ак первый, так и второй Рим.
Если задаться вопросом о том, как история формирует народный характер, то нельзя не учесть, что любой процесс не бесконечен и имеет свое отведенное ему время. Ведь характер не формируется всю жизнь. Он есть то, что проявляется в поведении, а применительно к народам – проявляется в их истории. В русской истории нередко проявлен парадоксальный факт: погибая, народ обретает в себе силы выжить. Неслучайно принято говорить, что русский народ, подойдя к краю пропасти, всегда находит в себе силы повернуть назад и так только сильнее становится.
Это свойство я бы назвал кризисным. Любой характер, даже самого правильно воспитанного, уравновешенного и сильного человека испытывает кризисы, порой даже, казалось бы, при внешне благоприятной обстановке. Ведь любой человек – еще и раб первородного греха, раб родительских грехов и своих собственных. И никакие внешне благоприятные обстоятельства внутренней гармонии ему никогда не дадут. То же и с народами. Бесы ждут таких кризисов. И насколько разумно человек будет себя вести при их наступлении, уменьшая последствия своих поступков, настолько быстро темные силы отступятся, понимая, что ситуация находится под контролем разума. Но если разум оставляет человека или народ, то последствия могут быть катастрофичными.
В. Кожинов в книге «Черносотенцы. Русский бунт» приводит свидетельство одного из русских генералов Белой армии: «…в шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова: “Перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным”. И не потому, – совершенно верно писал генерал, – что склонна к идеалам большевизма, а только потому, что не хотела служить… и в перемене положения… думала избавиться от всего неприятного» (с. 282).
Ведущим в этом мнении является словосочетание «не хотела служить». Ведущее оно потому, что отражает распад характера русского народа, который изначально воспринимал себя как народ-служаку, как состоящий на службе князя и царя в ежедневном ожидании набега степняков, как служащего в церкви Богу, усердно и спокойно готовя себя к Царствию Небесному, как служащего своим трудом своей семье и отечеству. Такое постоянное чувство общей опасности и долга, веками присутствовавшее у всего народа, сформировало характер, который определялся тем, что русский всегда ощущал себя на службе у Бога и царя и отечества.
Но не стало царя, и рухнула гармония представлений о мире. Не стало мира, в котором русские служили, сознательно неся тягло многих повинностей. Большевикам понадобилось несколько десятилетий упорной гипнотической пропаганды, чтобы восстановить хотя бы хрупкий баланс идей в народе. Хотя, по сути, большевизм, под соусом социализма, эксплуатировал дорогую сердцам русских идею защиты отечества. Эта идея помогла победить большевикам в Гражданской войне, так как Белая армия открыто опиралась на ресурсы иностранных держав и сотрудничала с интервентами при высадке англо-американского десанта в Мурманске в 1918 г., французского десанта в Одессе в 1919 г., японского – во Владивостоке. Эта же идея защиты отечества позволяла им держаться у власти четверть века до Второй мировой войны, так как происки английских лордов, японских милитаристов и прочей мировой буржуазии, направленные на страну Советов, идентифицировались русским народом, в первую очередь, как угроза отечеству, и уже в десятую очередь, как какие-то там буржуазные штучки. Собственно та же идея милитаризации для отражения предстоящей неизбежной американской агрессии позволяла коммунистам эффективно управлять русским народом еще полвека после Второй мировой. И как только идеологи правящей верхушки объявили, что угрозы больше нет и наступили мир и дружба с Америкой и Европой, так система СССР мгновенно распалась, потому что и держалась исключительно на напряжении русской привычки к самозащите.
Разум для русских – это не только рациональное предвидение последствий, но, прежде всего, хранение веры, благодаря которой мы получали и получаем Божию помощь. И именно против веры, в ее церковное устроение направлен всегда основной удар темных сил. И если она поколеблена, то и мир колеблется.
В. Кожинов говорит о русском государстве, как идеократическом, что соответствует византийскому духу Православия. И как только идея – а в царской России, как и в Византии, это идея царской службы для охранения Божией веры и отечества, – как только рухнула эта государственная идея, понятная всему народу, так осталась только идея самозащиты, которая, вместе со страной, легко рушится, если, пусть даже для вида, заводится дружба с врагами.
История XX века показала, что русский народ, почти утратив веру, не стал самодеятельным населением, как европейцы или американцы. Потому как суета мелкого благоустройства, которой веками жили европейцы и которая невозможна была у нас на фоне непрерывных в течение почти тысячи лет набегов восточных народов и жестокого климата, не могла стать целью и смыслом нашей жизни. Русские, в постоянном состоянии войны, в противостоянии семимесячным зимам с немыслимыми для Европы низкими температурами, готовили себя для жизни вечной, и благоустройство временного земного мира не ставилось, да и не могло быть поставлено ими во главу угла.
Невозможно представить себе Илью Муромца