По алфавиту (сборник). Татьяна Гржибовская

      Бессонница!

      Ты приплелась опять!

      Дождём осенним,

                            густо моросящим,

      в окно стучишь

                           назойливо-просяще

      и форточку пытаешься сорвать.

      Бесцеремонно треплешь занавески,

      вдоль стен скользишь противным холодком,

      мерещится твой профиль в тусклом блеске

      поверхности зеркальной.

                                          Коготком

      царапаешь рубцы обид давнишних,

      сомненья ворошишь на дне души,

      цветы засохшие с окошка скинешь

      порывом ветра

                             – и кому нужны?!

      Я веки не сомкну до мутного утра,

      затравленно в углы вперяясь взглядом,

      где шорохов клубки,

                          где ведьмина игра

                                                  теней

      и снов обрывки рядом…

      Бреду в потёмках.

                             Тихо светят звёзды.

      Кому они приветливо мигают?

      Кому секреты задушевно шепчет

      гуляка вечный – лёгкий ветерок?

      И путь опять пересекают тени

      кустов косматых и зверей пугливых,

      с кем анемичный лунный луч затеял

      ночные догонялки.

                            Видит Бог,

      вокруг – лишь одиночество немое,

      попутчик неизменно молчаливый,

      что следует неслышно по пятам,

      всю жизнь деля меня

                              – с моей лишь тенью.

      Но в темноте меня теряет тень из виду,

      сама становится лишь частью темноты,

      и с одиночеством дорогою извитой

      идём вдвоём до заданной черты.

      Вам всё скучно… и всё нелюбо.

      Залпом выпит бокал вина.

      Только ветреность – Вам подруга,

                                 да и ту тоска увела.

      Друг остался один – одиночество,

      не смеётся и не веселит.

      За спиной кто-то шепчет пророчества,

      заговаривает боль обид…

      Вы всё мечетесь,

                              что-то ищете –

      бесприютности нет границ.

      В доме Вашем

                         убогие нищие

      разорили гнездо синих птиц.

      Возвратилась снова в гавань,

      тихо вёсла утопила,

      днищем вверх перевернула

      утлую лодчонку.

      Камешки перебираю –

      много их под слоем ила:

      разноцветных, пёстрых, милых,

      что волной ко мне швырнуло

      из морского рая.

      Слышу гомон шторма дальний,

      вижу лёгкое ветрило…

      Наваждение мелькнуло

      на мгновенье…

                          И уплыло!

      Ворона, забравшись повыше,

      венчает красавицу-ёлку:

      ей кажется – всё в мире слышит,

                              всё знает.

                      А что в этом толку?

      Так мы, забираясь повыше

      в дерзаньях своих и стремленьях,

      казалось бы, лучшего ищем –

      теряем бесценные перья…

      Всё тоскуешь о Белой Земле[1] –

      вечной стуже, заснеженной мгле

      и о нём говоришь иногда

      – белом царстве из снега и льда.

      Вновь