Патриарх Тихон. Пастырь. Владислав Бахревский
от ствола строчками тяжелых славянских букв.
Должно быть, это и есть книга – для зверей, для птиц. Тень от ельника густая, под нижними лапами сидят сумерки, ждут своего часа.
Перевел глаза на луг, на пригорок, и уж так сладко вздохнулось: свет! От земли до небес, а небесам конца и краю нет. На пригорке по зеленой траве золотые гвоздики. Лютики. Каждый цветок до краев полон сиянием. От подошвы пригорка до вершины – камни. Горяче-розовые, длинные, как рыбы. Они словно плывут, стремясь в небо.
Ели – тайна, камни – тайна. Цветы – тоже тайна. И свет. Сердце стучало, под горло подкатил комочек. Пришлось нахмуриться, чтоб одолеть неведомые слезы.
На первую свою вершину, на бугорок среди луга, он взошел сосредоточенный, серьезный. Медленно поворачиваясь, оглядел мир, сотворенный для него Всевышним. Положил руки на грудь, запрокинул голову, сказал небу:
– Я – Василий.
Голова закружилась. Он лег, раскинул руки. И одна рука нашла камень, а другая – нежную чашечку цветка.
Было слышно, как муравей идет, раздвигая травинки: из бездны света смотрел Всевышний.
– Господи! – позвал Вася тихохонько, не ожидая, что Бог явится ему. – Гос-по-ди!
Сладко говорить со Всевышним сердцем, сладко слышать само слово «Господи». Маменька Анна Гавриловна говорит: «Боженьку надо любить».
Васе хочется растопырить свое сердечко, обнимая землю, небо, батюшку, матушку, братцев, няню Пелагею, весь погост Клин, где они живут, – избы, церковь, людей.
– Господи, я люблю Тебя!
Слова сказаны, но ведь надо что-то сделать, а что? Душа волнуется, сердце беспомощно сжимается…
– Вася!
Маменька кличет. Вскочил, замахал руками.
– Мы за ягодами, ты пойдешь с нами?
– Иду!
Стремглав побежал с пригорка, но на лугу остановился, оглянулся на розовые камни. Эти камни положил здесь Бог, но зачем? Почему – розовые? На лугу камни окатные белые, а здесь – розовые, длинные, как рыбы.
Из дому вышла няня Пелагея с корзиной для себя и с берестяным лукошком для любимца Васи. Пелагея – батюшкина родственница. Нянчила и Павла, и Ваню, и Васю. Теперь она ходит за скотиной, а за Васей только приглядывает. Подрос. Четыре года стукнуло.
За няней вслед, как на пожар, скатился со ступенек крыльца Ваня. Ему девять. Осенью поедет в Торопец, в духовное училище. У Вани лукошко из лыка, за плечами – лук, на боку – колчан из старой рукавицы. В колчане стрелы – ивовые прутики, но одна настоящая. С хвостом из гусиного пера, с железным наконечником. Стрелу Павел привез.
Появляется, наконец, и сам Павел. В соломенной шляпе, в высоких холодных сапогах. Маменьку перерос. Ему двенадцать лет. В последний класс духовного училища пойдет. У Павла в руках сачок и папка для гербария. У него в лесу научные цели.
Васе всего четыре года, но он тоже ученик. Батюшка показал ему буквы, русские и славянские. Маменька научила двенадцати молитвам. Учиться у батюшки все дети любят: не бьет, даже не кричит. Лаской обучает: читать, писать, знать все моря, все страны, всех князей, всех царей.
Павел в духовном училище отличник, и Ваня будет отличником. Вася уверен, что он тоже от братьев не отстанет, батюшкиной домашней науки не посрамит.
– Ну, лесовики, ничего не забыли? – спросила Пелагея.
Постояли, прикинули, не надо ли чего с собой взять.
Лето в самой поре: малина поспела, жарко.
– Напьемся из родников, – сказала Пелагея.
– Тогда идемте в Ложок, – предлагает маменька. – Там и ключи, и малина крупная.
– А крапива? – испугался Ваня.
Ваня, Вася и Пелагея босы, а крапива в Ложку стеной стоит, стережет красну ягодку.
– Мы сверху пойдем, – пообещала маменька. – Крапива хоть и кусается, да на пользу.
– В Ложку-то колосовиков наберем, – обрадовалась Пелагея. – После вчерашнего дождя да по такому теплу непременно высыпят. Я корову выгоняла в стадо – туман стоял теплый, как молочко парное.
Шли по сплошной кашке, пахло медом, пчелы после дождей работали усердно. Воздух дрожал от бесчисленных крылышек. Верещали ласточки. Трава становилась выше, выше. Гуськом вломились в чащобу кубышек. Под ногами зачавкала теплая вода. Маменька разулась, а у Павла сапоги непромокаемые, взял Васю на плечи. Высоко, а до пышных зонтиков кубышек едва-едва рукой дотянешься. Травяной лес кончился возле озерка.
– Коровье Копыто, – сказала Пелагея.
– Сколько лилий! Боже ты мой! Как стая лебединая! – ахнула маменька.
– Лягушка! – прошептал Ваня.
– Тут их целая колония. – Павел повел рукой по контурам озерка.
Вася увидел: лягушки сидели одна к одной вдоль всего берега.
– Не вспугнуть бы! – сказала маменька.
– Да отчего же не вспугнуть? – возразил Павел и шагнул к воде.
Шлеп-шлеп-шлеп – лягушки кидались в воду, вода в озере