А ты боялась, только юбочка помялась. Катерина Сергеевна Снежная
ыходить на балкон и смотреть на катькины окна. Обещаю! Все окна закрыты. Да. Я тоже тебя люблю, мам! Счас посмотрю поздравление президента и лягу спать… Угу! Да, я помню, что я твоя красавица! Все, пока.
Я выключила мобильный и устало опустилась на диван. Да, как же, не буду смотреть на катькины окна и выходить на холодный балкон… Пару минут я тупо уставилась в стену, ничего не замечая. Полгода назад я лишилась и мужа и лучшей подруги. Что тут скажешь – бывает. Тяжелее всего то, что мы живем в одном доме. Балконы у нас на внутреннем углу дома сходятся, только я живу на третьем этаже, а Катька на четвертом. Летом болтали раньше, высунувшись в окна, а теперь вот так…
Тяжело вздохнув, поискала глазами шаль, дотянулась до нее и набросила на исхудалые плечи, после чего надев тапки, оставленные по привычке с прошлого раза у балконной двери, вышла в зимний холод, пристраиваясь в углу, чтобы по косой были видны окна. Зимой от этого мало толку, но ежевечерний выход на балкон уже вошел в привычку – чуть приоткрыть створку и смотреть в окна теперь уже соперницы, вслушиваться, словно напоминая себе о предательстве двух дорогих людей. Постояв минут пять на холоде, я развернулась и зашла в тепло, вспомнив, что так и не выпила жаропонижающего, слыша разрывающийся на все квартиру свисток чайника. Поздравления Президента ждать не хотелось, оливье у меня не было, а потому я легла на кровать прямо так, в домашнем трико и толстовке, забывшись тяжелым сном под убаюкивающее урчание Мурзика.
Разбудил шорох. Мурзик впускал в одежду когти, будя и беспокоясь. Прислушавшись, я четко разобрала скрип открывающейся балконной двери в соседней комнате. Голова с ужасом вспомнила, что не закрыто окно. Меня тут же сковал страх – в доме чужой человек. Может вор или наркоман, а я совсем одна, с температурой и без сил.
В квартире повисла тишина, я не помня себя плавно встала, сбрасывая Мурзина на пол, руки машинально взяли с полки вазу с толстыми стенками. Прижав ее к себе, я прислонилась к бетонной стене, оказавшейся под обоями неприлично холодной, борясь с шумным дыханием и свербением глубоко в носу. Захотелось чихнуть. Непреодолимо. Сильно. Почти нестерпимо. На последнем издыхании я разинула рот, и когда незнакомец переступил порог комнаты, от души чихнула ему в самое ухо и обрушила вазу на голову.
Незнакомец пошатнулся, инстинктивно хватаясь за дверные косяки.
В голове была только одна мысль – «Нужно срочно добавить!». С перепугу схватила первое, что попалось – задние лапы Мурзина. Замахнулась под испуганное шипение взлетающего кота и нанесла по врагу мощный удар. Когти вонзились в лицо человека, кот завизжал, взвыл, изворачиваясь, руки сами выпустили его, мужчина рухнул на пол квартиры.
В кромешной темноте комнаты снова воцарилась тишина.
Отдышавшись, я протянула трясущуюся руку в сторону и включила свет. Н-да, отличное завершение года.
На полу лежал молодой мужчина в джинсах, пиджаке на голое тело. Светлые волосы аккуратно и коротко подстрижены, лицо нормальное, не считая кровоточащих царапин на коже. Ну прямо ангел.
Пару секунд я бессмысленно на него пялилась, затем, схватив стул, перешагнула лежащего и, подняв за плечи, заволокла на стул, усаживая. Метнувшись к коридорному шкафу, нашла там бельевую веревку и связала незнакомца не хуже профессионального мастера шибари, полагая, что с ангелами только так и следует поступать.
После этого тяжело оперлась на косяк, не в силах пошевельнуться, чувствуя липкий пот, струйками текущий по ослабшей спине. Осталось только позвонить брату (пусть забирает «гостя» в ментовку) и гордиться: у нас в семье все воинственные. Я так и не смогла дозвониться до него, поняв, что Мишка элементарно выключил мобильник, празднуя, возможно чтобы не вызвали на дежурство. Смирившись, пошла в ванную умыться.
Бледная, от черных волос черты лица, и так слишком заостренные худобой, смотрелись еще более острыми. На фоне бледной кожи рот казался алым, губы больше, чем обычно, а темные карие глаза посветлели, слегка зеленея вокруг зрачков. «Вылитая ведьма» подумала я, равнодушно отворачиваясь от зеркала.
***
Когда я вышла из ванной, чужак уже открыл глаза, приходя в себя, жмурясь и одновременно понимая, что обездвижен. И связан он был крепко. Сгруппировавшись, он напрягал мышцы, но руки и ноги надежно фиксировались веревкой и стулом. Не считая шишки на голове и странного жжения на лице, его тело, да и он сам, были в порядке.
– Очухался?– спросила я, наблюдая за его потугами.
Глаза яркие голубые, прозрачные, а у наркоманов и алкашей они мутные. Взгляд у него цепкий, проницательный. Я никогда не оказывалась в такой ситуации. Никогда не привязывала человека к стулу. Не вела беседы под бой курантов и шумные тосты несущиеся сквозь новогодние мелодии с соседских квартир. В этом было что-то сюрреалистичное. Или это температура так искажала восприятие реальности.
– Зачем вы связали меня? – голос низкий, чистый, с нотками баса, ну никак он не тянул на бомжа.
– Зачем вы влезли в мою квартиру? – спросила я, не приближаясь к нему, решив еще минут пять понаблюдать за попытками освободиться. У меня дома ваз еще три штуки, а голова