Второй шанс. Алекс Д
рман отодвинулся от стены, чуть поддавшись вперед, и поднял на врача свой пустой равнодушный взгляд, в котором отчетливо читалось полнейшее безразличие. Он все еще находился под кайфом, голова гудела, мысли метались, словно в сумасшедшей гонке, сердце стучало так оглушительно, что слова врача, доносились до него сквозь плотный туман. Нет, ничего он не понимал. Его ломало так, что хоть самого под нож. К черту Кристину.
Во взгляде Игоря Журавлева, легендарного хирурга, отражалось такое презрение и отвращение, что Дэниэла это даже позабавило. Разве врачи не должны сдерживать свои эмоции. Сейчас этот измученный уставший после десятичасовой операции хирург, похоже, был готов наброситься на Дэниэла с кулаками. И, черт побери, был бы чертовски прав. Если бы Норман мог сам двинуть себе по морде, он бы это сделал, но, увы, что сделано, то сделано.
– Да, я понимаю, док, – кивнул Дэниэл, прищурив ледяные синие глаза с неестественно-широкими смоляными зрачками. – Она жива? – сухо спросил Дэниэл.
Игорь Журавлев долго смотрел на обдолбанного сынка одного из крупнейших инвесторов клиники. Через пару часов Дэниэла Нормана начнет ломать, и док с каким-то несвойственным ему злорадством ждал, когда настанет этот момент. Журавлев тщетно пытался найти в высокомерном бесчувственном молодом парне хоть какие-то эмоции, но видел только тупое равнодушие и желание поскорее убраться из больницы, куда угодно. Даже в тюрьму.
Хирург никак не мог осознать, постичь того, что случилось с девушкой, которую он оперировал почти десять часов, вытаскивая с того света. Глядя на ее мужа, он искал ответы, но не находил. Это было ново для Игоря Журавлева. За свой век он чего только не насмотрелся, но такое в его практике произошло впервые.
Если бы не положение, которое занимал его миллиардер отец – Джон Норман, Журавлев давно бы взял за грудки наглого подонка и вытряс из него душу. Но Игорь не мог этого сделать по множественным объективным причинам. Доктор с досадой думал, что, вероятнее всего, дело не дойдет до суда, если, вообще, будет открыто. С деньгами Норманов им удастся замять скандал и избежать судебного решения.
– Кристина пережила операцию. Она в реанимации, в крайне тяжелом состоянии. Прогнозы ставить пока рано.
– Понятно, – мрачно кивнул Дэниэл, стиснув челюсти и отводя взгляд в сторону. Даже такой бессовестный подонок, как он, не мог смотреть в осуждающие глаза врача.
Все пять часов, что Дэниэл провел в коридоре, перед операционной, прошли, как в бреду. И он до сих пор находился под кайфом, наркотик все еще циркулировал в крови. Отвернувшись к стене, он уперся в нее лбом, чтобы остудить голову. Разрозненные воспоминания недавних событий складывались в хаотичную незаконченную картинку. Приложив максимум усилий он вспомнил, как вошел в больничный холл, держа на руках завернутую в покрывало Кристину. Ее кровь капала прямо на блестящий мраморный пол. Потом началась суета. Норманов знали в лицо. Его отец основал эту больницу четыре года назад. Именно данный факт сдерживал сейчас ведущего хирурга от самосуда над Дэниэлом. Как бы все не презирали Дэниэла, его отец – Джонатан Норман вызывал всеобщее уважение и поклонение, даже легкий страх. Благородный, сильный, уверенный в себе Джон, мудрый, богатый, щедрый, обеспокоенный всеми проблемами мира, и его сын – эгоистичный, проблемный прожигатель жизни. Какая нелепая карикатура на своего великого отца. Но он был бы другим, все могло сложиться иначе, если бы не жена Джона. Шлюха. Виктория, она во всем виновата.
«Что ж, теперь ты получишь по заслугам, дрянь. Я отнял у тебя самое дорогое, единственное, что еще трогало твое глупое порочное сердце. Где же ты? Почему не плачешь сейчас возле палаты своей драгоценной девочки.»
О, Дэниэл был уверен, что достопочтенной паре уже сообщили, что вытворил непутевый отпрыск Джона. Или вернуться из Нью-Йорка так быстро не получается? Дэниэл не был уверен, что они успели долететь до Нью-Йорка, когда их настигла "радостная весть". Он вспомнил ее счастливую глумливую улыбку, когда вчера она прощалась с ним и Кристиной. Ослепительная, усыпанная драгоценностями, окруженная всеобщим вниманием и любовью мужа. Да, этот свой день рождения она запомнит надолго. Тридцать шесть лет еще не возраст. Все страдания впереди, драгоценная Виктория. Но праздник удался. Дэниэл сам не понимал, зачем пошел на этот чертов прием. Дурочка Кристина заявила, что обязана поздравить свою мать. Так, что отчасти, она сама виновата.
– Игорь! – раздался крик, а затем стук каблучков по кафелю. Неужели!? А Дэниэл уже отчаялся дождаться. – Что с ней, Игорь? Она жива? Что случилось?
Дэниэл развернулся, чтобы успеть запечатлеть в памяти ее лицо, когда эта тварь узнает, что он сделал. Растрепанные светлые волосы, бледное лицо, глаза цвета разлившейся ртути, промокшие от слез и полные ужаса. Как долго он хотел увидеть холеную Викторию без своей лицемерной маски. Дэниэл ждал удовлетворения, злорадной радости, но ничего не чувствовал, совсем ничего. Мачеха игнорировала его присутствие, с мольбой глядя прямо в глаза доктора, который судорожно сжимал ее ладони, хорошо понимая отчаяние женщины, отчаяние матери. Дэн задержал взгляд на простых джинсах и голубом кашемировом свитере. Она всегда одевалась с безупречным вкусом,