Я отыщу тебя во времени. Валерий Александрович Моисеев
вокруг, кого за наглость, кого за нерасторопность, кого просто за то, что вышел из дома и сам не знает куда едет… Устроив свои тела в образовавшихся пустотах между другими телами, люди затихали, их лица становились задумчивы, и только что горящие от возмущения глаза как бы тускнели, ожидая следующей остановки, чтобы вновь вспыхнуть. Что поделать, час пик…
На станции «Маяковская» в вагон вошла девушка, на вид лет восемнадцати. Точнее будет сказать, её внесло потоком пассажиров, втекающим в освободившееся пространство вагона. Она протиснулась к противоположной двери, просунула руку между стоящими рядом с ней пассажирами и, нащупав поручень, крепко схватилась за него как раз в тот момент, когда вагон тронулся.
На самом деле ей было двадцать три года, хотя выглядела она гораздо моложе своих лет. Наверное, потому что девушка была невысокого роста и её изящная фигурка больше походила на подростка, нежели на фигуру сформировавшейся девушки. Она не страдала худобой, но и не была обременена лишним весом. Миловидное округлое личико с маленьким, чуть вздернутым кверху носиком и небольшими пухленькими губками дополнялось доставшейся от каких-то далёких предков еле заметной раскосостью глаз. Как будто в её крови был слабый отблеск генома, принадлежащего непокорному и воинственному самураю, и это придавало её внешности ещё большего шарма. Ее прямые, влажные от дождя волосы были распущены и доходили ей до лопаток. Они отливали цветом колосьев пшеницы на кончиках, а к корням темнели, меняя цвет на каштановый. Мочки ушей украшали подаренные ей мамой на шестнадцатилетие небольшие золотые серёжки с голубовато-зелёными камешками, как раз под цвет её глаз. В наушниках девушки играла песня Jason Mraz «I’m Yours».
«Что я тут забыла, в этой Москве?» – мысленно спросила она себя. «Ты же сама хотела, сама решила, убедила себя, что в Волгограде нет будущего для тебя, да и для всех там живущих», – сама себе ответила она. «Да, и оказалась права!» – «Вот именно, что же ты жалуешься?» – «Тьфу ты!» – девушка в сердцах пнула эту мысль и грустно улыбнулась про себя. Она вдруг мысленно вернулась в свою маленькую, уютную и такую родную комнатку в двухкомнатной волгоградской хрущёвке, полученной ещё бабушкой от завода, где та работала в советские времена. В комнатке стоял мягкий и тёплый раскладной диванчик, столик на четырёх ножках. В углу корзина для белья, в которой размещались детские игрушки, а ещё два ковра, один на полу, где девушка, будучи ребёнком, играла этими игрушками, другой на стене, поверх него красовались её медали с соревнований по гимнастике. Несмотря на то, что один угол промерзал каждую зиму и в нём образовалась плесень, комнатка была уютной и родной, потому что она была её и только её, это было её личное пространство. Это радовало её до и очень спасало после того, как в стране, а потом и в их семье начались тяжёлые времена…
Отца она никогда не видела, мать про него не рассказывала, да дочка и не спрашивала. Когда Насте (так звали девушку) исполнилось три года, мама вышла замуж за дядю Толю, подполковника Российской Армии. Загорелый, мускулистый, всегда гладко выбритый, он походил на персонажа крутого боевика с элементами комедии, потому что всё время говорил какими-то смешными фразами из фильмов, поговорками, прибаутками и находился почти всегда в приподнятом настроении. Зарабатывал он очень неплохо, их семья жила в достатке, они ни в чём себе не отказывали, ездили на море, в санатории и профилактории, на рыбалку и даже на стрельбище, пострелять из пистолета. Дядя Толя относился к Насте как к собственной дочурке, покупал ей игрушки, сладости, водил в цирк, кино, зоопарк. Он полностью заменил ей отца, его появление в её жизни стало на тот момент лучшим событием. Мама тогда работала на заводе «Красный октябрь», занимала должность заведующей лабораторией. Жизнь была полна душевного равновесия и стабильности. Однажды дядя Толя, как всегда сияющий и в хорошем расположении духа, принёс домой радостную весть:
– Мы скоро переедем в просторную трёхкомнатную квартиру, – сказал он громким натренированным голосом и, подняв указательный палец вверх, добавил: – В новом доме.
Мама и Настя заверещали, запрыгали и бросились обнимать его и расцеловывать. У мамы от радости текли слёзы. Она не могла поверить.
«Как же мне с ним повезло, – думала она. – Господи, спасибо тебе большое за всё! За него, за дочь, за квартиру, за нашу жизнь, которую ты нам подарил, за всё!»
Радости не было предела. Мама улыбалась, её походка стала лёгкой, как будто её что-то приподнимало вверх, и она как бы парила над землёй, казалось, она даже помолодела. Друзья и родственники завидовали, хотя старались всячески скрыть это, но у них плохо получалось. Сдача дома, в который они должны были переехать, планировалась через семь месяцев.
Мама и дядя Толя обсуждали продажу их двухкомнатной квартиры, в которой они все жили, дабы побыстрее расплатиться с ипотечным кредитом, взятым на покупку новой квартиры, так как это тяготило их обоих в силу воспитания, но то ли здравый смысл, то ли какое-то чутьё подсказало им этого не делать.
– Да чего нам бояться-то? – улыбался Анатолий Сергеевич. – Всё будет хорошо.
– Ну не знаю, давай оставим, чуть поднатужимся, ну, не съездим лишний раз на море. Зато запас будет, может, Насте