Москитолэнд. Дэвид Арнольд

      Как член семьи, ты имеешь право знать, что происходит. Папа согласен, но велел мне избегать размышлений о «трагической реальности и отчаянии». Когда я опросила, как он себе это представляет, учитывая, что наша семья весьма реально погрязла в отчаянии, папа лишь закатил глаза и раздул ноздри, как он это умеет. Вот только я не способна ходить воокруг да около, так что приступим. Достоверная инфа в стиле Мим. До краев наполненная «реальностью и отчаянием».

      Чуть больше месяца назад мы с папой и Кэти перебрались с зеленых пастбищ Ашленда, штат Огайо, в засушливые пустоши Джексона, штат Миссисипи. За это время у меня, возможно, возникли кое-какие проблемы в новой школе. Не проблемы с большой буквы «П», как ты понимаешь, но для взрослых, когда они намерены разрушить чьи-то юные годы, большой разницы нет. Мой новый директор как раз из таких взрослых. Он назначил собрание на десять утра, и на повестке дня стоял один-единственный вопрос: злодеяния Мим Мэлоун. Кэти пришлось поменяться сменами в закусочной, чтобы вместе с папой представлять сторону родителей. Я сидела на алгебре, наблюдала за развитием романтических отношений между мистером Харроу и его многочленами, как вдруг мое имя эхом разлетелось по коридорам с коралловыми стенами:

      – Мим Мэлоун, пожалуйста, пройдите В кабинет директора Шварца. Мим Мэлоун, В кабинет директора.

      (Достаточно сказать, что никуда идти я не хотела, но громкоговоритель приказал – ученик послушался, это неизбежно.)

      Фойе перед директорским кабинетом было оформлено в отвратительных удушливо-коричневых и ржавых тонах. Тут и там красовались вдохновляющие плакаты, радуя глад подбадривающими лозунгами в одно слово и орлами, что парили над багряным величием гор.

      К горлу подступила тошнота, и я сглотнула.

      – Можешь войти, – сказала секретарь, даже не поднимая на меня взгляда. – Они ждут.

      Массивная дубовая дверь за ее столом была чуть приоткрыта, и оттуда доносились низкие голоса.

      – Еще раз, как зовут ее мать? – уточнил Шварц чуть приглушенно из-за шикарных усов, несомненно, сохранившихся еще со славных семидесятых.

      – Ив, – ответил папа.

      Шварц. Точно, точно. Какая досада. Что ж, надеюсь, Мим благодарна за твое участие, Кэти. Видит бог, материнское внимание ей сейчас необходимо.

      Кэти. Мы все просто хотим, чтобы Ив стало лучше, понимаете? И так и будет. Она справится с болезнью. Ив – настоящий боец.

      Я замерла у самой двери – ни внутри, ни снаружи. Болезнь?

      Шварц (вздыхая). Мим в курсе?

      Папа (тоже вздыхая, но иначе). Нет. Время неподходящее. Новая школа, новые друзья, множество… начинаний, как вы сами заметили.

      Шварц (со смешком). Да уж. Ну, хочется верить, что для Ив все сложится хорошо в… где, вы сказали, она сейчас?

      Папа. В Кливленде. И спасибо. Мы тоже верим в лучшее.

      (Всякий великий персонаж, Из, существует ли он на страницах или на экране, многомерен. Добряки не всегда хорошие, и негодяи не от и до плохие, а персонажи-крайности вообще не должны существовать. Помни об этом, когда я опишу свои последующие выходки, ибо хоть я и не злодейка, но не застрахована от злодеяний.)

      Наша Героиня отворачивается от двери и спокойно уходит из кабинета, здания, с территории школы. Бредет оцепенело, пытаясь сложить кусочки воедино. Через футбольное поле, и тупые качки выкрикивают что-то насмешливое, но она их не слышит. Надежные кроссовки несут ее прочь по раскрошенному тротуару, пока она осознает, что три недели не получала от матери ни звонков, ни писем. Наша Героиня срезает путь через забегаловку с тако, игнорируя насыщенные ароматы еды. Она шагает по пустынным улицам своего нового района, огибает высоченный дуб и ненадолго замирает в тени своего нового жилья. Проверяет почтовый ящик – пусто. Как всегда. Достав телефон, в сотый раз набирает номер матери и в сотый раз слышит механическую даму, такую же унылую, как и в прошлые девяносто девять раз:

      – Извините, абонент отключен.

      Героиня жмет «отбой» и смотрит на этот новый дом, купленный так же дешево, как стоила внушаемая ей правда.

      – «Стекло, бетон и камень», – шепчет она припев одной из своих любимых песен[1]. Затем улыбается, собирает волосы в хвост и заканчивает строчку: – «Это всего лишь здание, а не дом»

      Перешагивая через ступеньку, наша Героиня взлетает на крыльцо и врывается в парадную дверь. Она не замечает запаха нового жилища – дикое сочетание моющих средств, тако и упрямого отрицания – и несется в свою комнату. Там она засовывает в свой верный рюкзак «ДженСпорт» припасы для ночевки: бутылку воды, туалетные принадлежности, сменную одежду, лекарства, боевую раскраску, средство для снятия макияжа и упаковку картофельных чипсов. После чего бросается в спальню отца и мачехи и опускается на колени перед женским комодом. Из нижнего