Фельдъегеря генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Книга вторая. Николай Rostov
Скоро сия машина в Москву прибудет. На твоей шее гильотину мы и испробуем. Потом – на шее Порфирия Тушина, а Бог даст – и до императорской шеи французской доберемся!»
Но и это не все.
Фельдъегерь в тот же день из Петербурга прибыл с Манифестом нового нашего императора – Александра Первого!
Пересказывать сей Манифест я тебе не буду. Москва только три дня скорбно ликовала по случаю восшествия на престол сего монарха из монахов.
Разъясню сей каламбур Катишь Безносовой. Александр – сын нашего государя Павла Ι – в монашеском звании пребывал. В нем он и предстал на том свете перед очами своего отца, Павла Петровича, и перед Очами Господа Нашего Бога.
Прибыл новый курьер из столицы – и все разъяснилось: Манифест, да и фельдъегерь, что сей Манифест привез, – фальшивыми оказались. Ростопчин этого «фельдъегеря» изловить велел…
Дальше Катишь писала своей Маришь уже о своем – амурном, лесбическом. Нам это не интересно.
Второе письмо, от брата, Мария получила в тот же день. Вот о чем писал ее брат, писал по-русски.
Милая Маша!
Письмо ты мое получишь, наверное, когда меня уже не будет в живых на этом свете. Положение наше отчаянное. «Альп здесь нет! – сказал по этому поводу Александр Васильевич. – Деваться нам некуда. Только достойно умереть остается».
Александр Васильевич Суворов – генералиссимус наш непобедимый.
Поэтому буду краток.
Это письмо тебе передаст наш сосед Ноздрев. Не хочу, чтобы Ипполит его перехватил, так что о моем письме ему ни слова.
Знай, что наша армия, непобедимая армия Суворова, гибнет под стенами Константинополя… и по его вине. Но скажи ему, когда получишь достоверные сведенья о моей смерти, что я ему смерть свою простил, – а гибель армии нашей не прощу никогда – пусть английский Бог ему прощает…
Внимания, господа читатели!
Участь русской армии решалась, конечно же, под стенами Константинополя, но и на заснеженных просторах Тверской губернии она решалась. Но, пожалуй, она уже была решена. Двадцать пять русских фельдъегерей погибли. Гибель Суворовской армии поэтому была неизбежна. И русский возок – два солдатика, ямщик – и долгий ящик под рогожей – ехал как раз там, где их припорошили снегом. А по полю наперерез возку скакало три черных всадника. Они не торопились. Зачем торопиться? Возок-то остановился. Лошади рухнули – как пьяные! В Торжке их напоили лошадиной водкой.
Прочитав эти два письма, Мария залилась слезами.
– Что ты плачешь? – кротко спросила ее Параша, войдя к ней в комнату.
– Плачу? – удивилась Мария. – Да, дружок, плачу, – вздохнула она. – Оставь меня одну, пожалуйста. – Параша вышла из комнаты. Выйдем и мы. Уж очень далеко вперед мы забежали. Вернемся в поместье князя Ростова – повернем стрелки романного времени на девятнадцать лет назад!
Глава вторая
Чертежный